— Но вспомните, Трильби, ведь для исполнения ваших желаний необходимо согласие Дугала, и без него…
— Я все беру на себя, если твое сердце ответит на мои мольбы… О Джанни… на мои мольбы и надежды!..
— Вы забыли!..
— Я ничего не забыл!..
— Боже! — вскричала Джанни. — Ты не видишь!.. Ты не видишь… Ты погиб!..
— Я спасен… — ответил Трильби улыбаясь.
— Смотрите… смотрите… Дугал здесь, возле нас.
И в самом деле, обогнув маленький мыс, за которым на минуту скрылась остальная часть озера, лодка Джанни оказалась так близко от лодки Дугала, что, несмотря на темноту, он непременно заметил бы Трильби, если бы эльф не ринулся в волны как раз в тот миг, когда занятый ловлей рыбак бросал в них свои сети.
— Вот еще какая штука, — сказал он, вытаскивая и освобождая из их петель изящную шкатулку из какого-то драгоценного материала, по сверкающей белизне и нежному сиянию которого он догадался, что это слоновая кость, инкрустированная блестящим металлом и украшенная большими восточными карбункулами, сверкавшими ночью еще ярче. — Представь себе, Джанни, что с самого утра в мои сети идет чудесная голубая рыба, какой я еще никогда не ловил в этом озере; и, в довершение удачи, я только что вытащил клад; ведь если судить по весу этой шкатулки и по великолепию ее отделки, в ней лежит по меньшей мере корона короля островов или сокровища Соломона. Отнеси-ка ее скорей в хижину и сразу же возвращайся, чтобы ссыпать рыбу в наш береговой садок, — не надо пренебрегать и мелкими доходами; богатство же, посланное мне святым Коломбаном, никогда не заставит меня забыть о том, что я простой рыбак.
Лодочница долго не могла отдать себе отчет в своих чувствах. Ей казалось, что какое-то облако плавает у нее перед глазами и затемняет ее мысли или что она переносится от одной иллюзии к другой в каком-то тревожном сне, который так охватил и сковал ее, что она никак не может проснуться. Придя в хижину, она прежде всего осторожно поставила шкатулку, потом подошла к очагу, разгребла еще не остывшую золу и с удивлением увидела, что угли под ней горели ярко, как накануне праздника. Сверчок пел от радости на краю своего домашнего грота, и пламя так быстро подлетело к лампе, которую Джанни держала дрожащей рукой, что комната внезапно озарилась. Сначала Джанни подумала, что после долгого сна она видит наконец дневной свет, но дело было не в этом. Угли по-прежнему искрились, радостный сверчок по-прежнему пел, а таинственный ящичек все стоял на том месте, куда Джанни только что его поставила, и сверкал позолотой, цепочками из жемчуга и розетками из рубинов.
— Я не спала, — сказала Джанни. — Я не спала. Печальное сокровище! — продолжала она, присев к столу и уронив голову на клад, найденный Дугалом. — Зачем мне суетное богатство, запертое в этой шкатулке из слоновой кости? Неужели монахи Бальвы думают заплатить мне этой ценой за потерю несчастного Трильби? Ведь нет сомнения, он исчез под волнами, и мне нечем надеяться когда-нибудь увидеть его снова! Трильби, Трильби! — проговорила она со слезами… И вздох, долгий вздох послышался ей в ответ. Она посмотрела вокруг, прислушалась; она хотела убедиться, что это ей показалось. И в самом деле, вздохов больше не было.
— Трильби умер, — воскликнула она, — Трильби здесь нет! А впрочем, — добавила она злорадно, — зачем Дугалу этот ящичек, который нельзя отпереть, не сломав его? Кто откроет ему секрет волшебного замка, вероятно скрытого под этими изумрудами? Тут надо знать магические слова волшебника, сделавшего шкатулку, и продать душу какому-нибудь злому духу, чтобы проникнуть в эту тайну.
— Для этого нужно только любить Трильби и сказать ему, что ты его любишь, — ответил голос, исходивший из чудесного ящичка. — Навеки осужден, если ты откажешь, спасен навеки, если ты согласишься, — вот моя судьба, судьба, уготованная мне твоей любовью…
— Нужно сказать?.. — повторила Джанни.