Она опустилась в свое привычное кресло, так что их разделял только низкий журнальный столик.
— Вы позвонили в офис шерифа?
— В этом нет смысла, — снова пожал плечами Аркадий.
— Тогда я позвоню.
— Слишком опасно, — возразил русский, резко дернув головой. — Он вернется.
— Слишком опасно? — Лиз недоуменно подняла брови. — Кто вернется?
Аркадий протянул ей конверт, который все это время держал в руке. Лиз перевернула его и взглянула на штемпель — отправлено из Лос-Анджелеса.
— Не обращайте внимания, — предупредил Аркадий. — Письмо отправили из Москвы в Нью-Йорк в конверте большего размера. В Нью-Йорке один мой друг вскрыл его, положил письмо в новый конверт и переслал в Лос-Анджелес, где добавили мой адрес.
Лиз вытащила сложенные листки бумаги. Помимо них внутри оказались три маленьких засохших цветка подсолнуха. Просто удивительно, как много разных цветов, по убеждению русских, приносят удачу. Развернув листки, Лиз обнаружила, что почерк отличается от того, которым написан адрес на конверте, к тому же это была кириллица — русский алфавит.
«Дорогой мой», — начиналось письмо.
Лиз подняла на Аркадия глаза.
— Это от моей жены Нины. — Казалось, он смотрит сквозь Лиз в другое время, в другую жизнь. — Она не захотела бежать из страны вместе со мной. Детей у нас не было, и она понимала, что я сам смогу о себе позаботиться. Она сказала: «Пусть уж лучше ты будешь где-то далеко, но живой, чем в Москве, но в могиле». — Аркадий сделал паузу. — Подозреваю, она догадывалась, что без нее мне будет проще.
Держа цветы в одной руке, а исписанные листы в другой, Лиз вздохнула, наклонила голову и принялась за чтение. Речь в письме шла о жизни обычной женщины, которая обитала в маленькой московской квартире и получала скромную пенсию. Заканчивалось оно следующими словами:
«Любимый, кладу в конверт три засушенных подсолнуха как напоминание о прежних счастливых днях. Ты всегда рядом со мной».
Еще долго Лиз не могла оторвать взгляд от побуревших высохших цветов. Наконец сложила листы и убрала в конверт вместе с цветами.
Аркадий с тревогой поглядывал на свою гостью, словно надеялся, что она подберет нужные выражения. Исправит то, что произошло, не даст случиться новой беде.
— Нина вас очень любит, — заметила Лиз, — и, я уверена, еще сможет к вам приехать.
— Это исключено.
— Но почему? — нахмурилась Лиз. — Что происходит? Объясните мне.
— Перед моим отъездом мы с Ниной договорились: если один из нас заподозрит, что нашу корреспонденцию вскрывают, он должен написать, что вкладывает в конверт три подсолнуха. Тогда тот, кто читает наши письма, наверняка решит, что цветы выпали, и, боясь выдать себя, вложит их в конверт. Стало быть, догадка жены подтвердилась. Плюс еще и это. — Аркадий обвел рукой царящий в комнате бедлам. — Вчера и сегодня у меня было ощущение, что за мной следят. Этот вандализм доказывает: он здесь и у него есть связи в Москве, так что, если я попытаюсь сейчас скрыться, они могут убить Нину. Он понимает, что мне это известно.
Лиз припомнила слова, произнесенные на показательном суде коммунистов над болгарским перебежчиком Борисом Арсовым: «Руки правосудия длиннее, чем ноги предателя». Через несколько месяцев Арсова нашли в камере мертвым. Кремль был беспощаден к изменникам. И в наши дни агенты Москвы продолжают охотиться по всему миру за предателями уже не существующего Советского Союза.
— Вы думаете, что он убьет вас, — безжизненным голосом констатировала Лиз.
— Вам пора уходить, Лиз. А я приму свою судьбу.
— Кто этот человек?
— Убийца из КГБ Олег Оленков. Большой мастер перевоплощения. Никогда не знаешь, что от него ожидать. Даже после распада Советского Союза он преследовал меня. Поэтому я и стал Аркадием Олбэмом, надеялся, что он не будет искать меня в мире ученых. Но у него ко мне персональные счеты. — Аркадий внимательно посмотрел на Лиз. — Мое настоящее имя Дмитрий Гарницкий, я бывший диссидент. То были ужасные времена. Вы действительно хотите услышать?
— Действительно. — Лиз нервно переводила взгляд с окна на дверь и обратно. — Только побыстрее.
Глаза Лиз снова остановились на Аркадии: едва заметная холодная улыбка исчезла с его лица. Прежде он никогда так не улыбался, и в ее душе зародилось смутное подозрение.
Стояла морозная зима 1983-го. Каждый день с утра до ночи из низкого хмурого неба не переставая валил снег. В своей квартире Дмитрий и Нина Гарницкие слышали вой волков, доносившийся из соседнего зоопарка. От тоски и холода народ спасался водкой. А в это время Вашингтон активно развертывал в Европе «Першинги», нацеленные на Советский Союз. Беспомощное отчаяние охватывало Москву вплоть до паранойи. Кремлевские власти не сомневались в возможности внезапной ядерной атаки и в качестве ответной меры отдали спецслужбам секретный приказ: разработать план терактов против лидеров западных стран. Кроме того, было принято решение немедленно очистить Москву от диссидентов.
Хоть Дмитрий и был лидером диссидентского столичного движения, ему удалось на неделю ускользнуть из-под наблюдения, и сейчас он печатал антисоветские брошюры на древнем печатном станке, спрятанном в одном из туннелей, прорытых под огромным городом. В тот последний день незадолго до рассвета рядом с мужем была и Нина. Чтобы сон не сморил обоих, она заваривала в кружках крепкий черный чай.
Внезапно в туннель ворвался Саша Пеновский. Снежинки таяли на его ондатровой шапке и коротком шерстяном пальто.
— Гэбисты окружили здание!
— Ну же, говори! — поторопил Дмитрий.
Он притянул к себе жену. Нина вся дрожала.
— Дмитрий! Эта гэбистская скотина, Олег Оленков, получил специальный приказ схватить тебя. Но не смог найти и пошел на крайние меры: арестовал всех наших. Сейчас они на Лубянке. — Саша поперхнулся. — И еще. В КГБ так мечтают тебя уничтожить, что наняли для этого специального человека. Наемного убийцу, который еще никогда не промахивался. Его зовут Хищник.
Нина с побелевшим лицом посмотрела на мужа.
— Тебе нельзя дольше ждать. Нужно немедленно уходить.
— Дмитрий, она права!
С этими словами Саша повернулся и бросился бежать. У него имелся собственный план исчезновения, о котором никто не знал. Так же как никто не знал и о планах Дмитрия. Так было безопасней.
— Дорогой, я расскажу им, где вы встречались. — Голос Нины дрогнул. — Со мной все будет в порядке.
В КГБ ее допросят и отпустят, надеясь в дальнейшем через нее выйти на Дмитрия. Но если заподозрят, что Нина участвовала в подрывной деятельности, ее жизнь тоже окажется под угрозой.
Сердце Дмитрия отчаянно колотилось, пока они мчались по туннелю. Наконец они остановились, Дмитрий толкнул крышку люка, и Нина выбралась наружу. Несколько секунд он наблюдал за тем, как жена спешит прочь по засыпанному свежим снегом переулку, потом двинулся дальше.
Он шел по туннелю еще пять минут. Затем тоже поднялся наверх и сделал вид, что идет по своим делам, — самый обычный работяга с пакетом бутербродов на обед. Занимался бледный рассвет. Мороз пробирал до костей. Мимо с ревом проезжали «жигули» и «москвичи», рассеивая сумрак кроваво-красными стоп-сигналами. Дмитрий шагал и нервно озирался по сторонам. Оленкова он знал в лицо, но вот как выглядит Хищник…
На другой стороне Калининского моста [42]Дмитрий начал спускаться по ступеням в подземный переход, и тут волосы на загривке встали дыбом. Он быстро оглянулся. Позади него шла молодая парочка, за ней мужчина постарше с портфелем и еще два человека; у обоих в руках, как и у Дмитрия, были пакеты с бутербродами. Один был с усами, другой гладко выбрит. Обоих он видел впервые.
Справа потянулась вечнозеленая живая изгородь. Дмитрий распахнул деревянную калитку и быстро нырнул в парк, расположенный позади шикарного дома, в котором жила советская номенклатура. Над головой, словно анемичные вены, простирались голые ветви гигантской липы. Он схватил заснеженную скамейку, подтянул поближе к стволу и встал на сиденье. Засунув руку в дупло, Дмитрий долго шарил среди смерзшихся листьев, пока не нащупал сверток в водонепроницаемой бумаге. В нем лежали рубли, немного «зеленых» и отлично сделанный фальшивый паспорт.