— Он был не только твоим сыном, — напомнил Сол, не отрывая взгляд от чашки с нетронутым кофе. — Он был и моим сыном.
И снова Эрика не ответила.
— Я так же сильно ненавижу Хабиба, как и ты. Я мечтаю схватить его за горло и…
— Чушь! Тогда бы ты делал то, что сейчас делаю я.
— Мы потеряли нашего мальчика. И я сойду с ума, если и тебя потеряю. Тебе ведь известно: убьешь Хабиба в убежище — и считай себя покойницей. Ты едва ли проживешь и пару дней, если нарушишь принцип Абеляра.
— А если я не убью Хабиба, мне и жить незачем. Он здесь?
Сол заколебался.
— Говорят, здесь.
— Другого шанса у меня не будет.
— Послушай, мы можем дождаться его на нейтральной территории, — предложил Сол. — Я помогу тебе. Окрестные горы подходят как нельзя лучше. Тебе ведь необязательно смотреть в глаза Хабибу, когда он будет умирать? Хватит и выстрела из снайперской винтовки?
— Главное, чтобы он был мертв и не оскорблял меня тем, что дышит со мной одним воздухом.
— Тогда последуй моему совету.
Эрика покачала головой.
— В Каире я почти добралась до него. На память об этом городе у него осталась дырка в руке. Две недели он пытался меня перехитрить, перебегал из одного схрона в другой. Но шесть дней назад сменил тактику. Перестал таиться. Я решила, что он, наверное, устает, что я загоняла его. Но когда он удирал через Мексику на юго-запад Штатов, я разгадала его план. На Ближнем Востоке Хабибу было легко затеряться, а в Санта-Фе, слава богу, восточных людей днем с огнем не сыщешь. Зачем же его понесло сюда? И я поняла: он заманивает меня. Хочет, чтобы именно здесь я нашла его. Не сомневаюсь: его люди захлопнули ловушку и сейчас караулят снаружи. Хабиб не верит в то, что я нарушу принцип, что моя ненависть к нему безгранична и я готова даже принять смерть, лишь бы прихватить его с собой на тот свет. Он предполагает, что я предприму логичный шаг: спрячусь в лесу и буду его ждать. Но стоит мне так поступить — и его люди нападут на меня. Я превращусь в мишень. Черт, ну почему ты не послушался меня и не остался в стороне? А теперь у тебя не больше шансов выбраться отсюда живым, чем у меня.
— Я люблю тебя, — тихо промолвил Сол.
Эрика уставилась на свои сжатые кулаки. Черты ее лица немного смягчились.
— Единственный человек, которого я люблю больше тебя… любила больше тебя, — это наш сын.
— Вы двое должны уйти, — раздался голос отца Чена.
Сол и Эрика повернулись к открытой двери и увидели на пороге священника со спрятанными за спиной руками. Сол не сомневался, что в них оружие.
В коридоре хлопнула дверь, и через мгновение рядом с отцом Ченом возник худой священник, тот, который встретил Сола. Руки его также были убраны за спину.
Тут Сол догадался, что в трапезной установлены скрытые микрофоны.
— Вы слышали слова Эрики. Там нас ждет ловушка, устроенная Хабибом.
— Это домыслы, — отмахнулся отец Чен. — Бездоказательные. Может, она специально все придумала, чтобы я поверил и позволил вам двоим остаться.
— Хабиб — один из организаторов терактов движения ХАМАС, — сообщила Эрика.
— Меня не интересует, кто он и на кого работает. Здесь всем одинаково гарантирована безопасность.
— Этот мерзавец — психолог, который вербует террористов-смертников, — горячо продолжала Эрика. — Он руководит гребаными тренировочными центрами. Он убеждает смертников, что они попадут в их гребаный рай и будут вечно трахать там гурий, если подорвут себя, а вместе с собой как можно больше евреев.
— Я в курсе, как зомбируют смертников, — отозвался отец Чен, — но единственное, что имеет для меня значение, — неприкосновенность убежища Абеляра.
— Неприкосновенность? — гневно вмешался Сол. — А как насчет неприкосновенности нашего дома? Четыре недели назад один из смертников Хабиба пробрался в наше поселение и подорвал себя на рынке. А наш дом находится рядом с рынком. И наш сын…
Сол замолчал, будучи не в силах продолжать.
— Нашего сына убило осколком, — подхватила Эрика. — Ему едва не оторвало голову.
— Примите мои искренние и глубочайшие соболезнования, — сказал священник, — но я не могу из-за случившегося несчастья позволить вам нарушить принцип Абеляра. Дайте выход своей мести вне стен этого дома.
— Согласна, если Хабиб отзовет своих бандитов, — решительно заявила Эрика. — Мне плевать, что случится со мной, но вот с мужем все должно быть в порядке.
На улице прогремел гром.
— Я передам вашу просьбу, — кивнул отец Чен.
— В этом нет необходимости, — донеслось из погруженного в тень коридора.
Мышцы Сола напряглись, когда позади священника возникло желтоватое лицо. Хабибу было за сорок. Плотного телосложения, густые черные волосы, темные брови и интеллигентное выражение лица — он совсем не напоминал террориста и убийцу. На нем были темные слаксы и толстый свитер. Левая рука болталась на перевязи.
Держась за священником, Хабиб заговорил:
— Мне тоже жаль вашего сына. Для меня жертвы — это просто сухие цифры. Безымянные потери. А как иначе можно вести войну? Если начинаешь видеть во врагах обычных людей — считай, что проиграл. Но мне всегда больно читать о конкретных жертвах, о детях, погибших при взрывах. Они не отбирали нашу землю. Они не устанавливали законы, которые делают нас людьми второго сорта.
— Ваши соболезнования звучат прямо как обвинение, — заметила Эрика.
— Когда я был ребенком, мои родители жили в Старом городе Иерусалима. Израильские солдаты патрулировали крепостную стену вокруг города. И каждый день они мочились вниз на наши огороды. С тех пор ваши политики непрерывно мочатся на нас.
— Но это не моя вина, — возразила Эрика. — Я ни на кого не мочусь.
— Смените политический курс, верните нам нашу землю, и взрывы прекратятся. И тогда другим детям ничто не будет угрожать.
— Меня не волнуют другие дети! — воскликнула Эрика, шагнув к Хабибу.
— Поосторожней, — предупредил отец Чен; он внутренне собрался, готовый вынуть руки из-за спины.
Эрика остановилась.
— Меня волнует только мой сын. Он не мочился на ваши помидоры, однако вы убили его. Именно вы, как если бы сами взорвали эту бомбу.
Хабиб внимательно изучал женщину — должно быть, так психолог изучает беспокойного пациента.
— И теперь вы готовы пожертвовать вашими жизнями, лишь бы свершилось возмездие?
— Нет. — Эрика пылала от ярости. — Не жизнью Сола. Он тут вообще ни при чем. Свяжитесь со своими людьми. Пусть они уберутся.
— Но если вы свободно выйдете отсюда, то сами займете их место, — резонно заметил Хабиб, — и будете меня поджидать. А потом нападете.
— Сыграем в ту же игру, что мой муж со своим приемным отцом. Я дам вам двадцать четыре часа форы.
— Вы хоть подумайте, что говорите. Сейчас вы в худшем положении, но почему-то надеетесь, что я откажусь от своего преимущества.
— Преимущества? — Эрика расстегнула молнию плаща. — А как вам это?
Хабиб тяжело задышал. Отец Чен вытаращил глаза. Сол шагнул вперед и увидел на талии супруги бруски динамита. Его сердце бешено застучало, когда большой палец жены потянулся к кнопке детонатора и вдавил ее.
— Если кто-то из вас выстрелит в меня, палец соскочит с кнопки и все мы отправимся на небеса, — заявила Эрика. — Хоть у меня и нет ни малейшего желания трахать гурий.
— Ваш муж умрет.
— Он так и так умрет, пока ваши люди дежурят снаружи. И вы, кстати, погибнете вместе с ним. Ну, каково находиться рядом со смертником? Не знаю даже, долго ли смогу удерживать кнопку. Вдруг скоро руку сведет судорога?
— Вы ненормальная.
— Не более, чем вы и ваши убийцы. Единственное, за что вас можно поблагодарить, — что эти дегенераты не оставят потомства. Ради Сола я дарю вам шанс. Проваливайте отсюда и забирайте своих людей. Клянусь, у вас будет двадцать четыре часа.
Некоторое время Хабиб пристально разглядывал разъяренную женщину. Затем обратился к священнику:
— Если она выйдет отсюда до истечения суток…