Джон Лескроарт и М. Дж. Роуз
Портал [61]
— Мне кажется, со мной что-то не в порядке. В психическом смысле.
Я кивнула. Мне уже доводилось слышать это от Люси Делри. Едва ли не на каждом сеансе. Вот уже почти два месяца Люси проходила у меня терапию. По вторникам в шесть вечера она являлась в мой кабинет в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, садилась напротив, и мы пытались разобраться в ее проблемах.
— Почему вам кажется, что с вами что-то не в порядке? — спросила я.
— Я ничего не чувствую, доктор Сноу. Просто ничего. Даже в самых экстремальных ситуациях.
— А что вы называете самыми экстремальными ситуациями?
Реплики наши почти точь-в-точь совпадали с репликами прошлой встречи, да и всех предыдущих. Обычно после этого вопроса Люси затихала на несколько минут, а затем меняла тему и говорила о своем детстве. О том, как хотела стать художником, и о человеке, который ее вдохновлял.
Но сегодня она впервые пояснила:
— Когда я кого-то уничтожаю. Даже тогда, доктор, я ничегошеньки не чувствую.
Она замолчала. Посмотрела на меня выжидательным взглядом. Попыталась прочесть что-нибудь по моему лицу. Но я была уверена, что сумела скрыть шок и удивление. Я привыкла к исповедям. Даже к чрезмерно драматическим вроде этой.
— Что вы подразумеваете под «кого-то уничтожаю»? — уточнила я.
Люси замешкалась с ответом. Мне было любопытно, что же она скажет. Я ожидала фразы вроде: «Это была всего лишь метафора, доктор».
Однако спустя несколько секунд она сообщила:
— Уничтожение. Понимаете? Убийство. — Первое слово Люси прошептала, и с каждым последующим ее голос становился все тише и тише. — Истребление. — И еще тише, так что я еле расслышала: — Убийство.
Выражение лица ее при этом ничуть не изменилось, однако, едва закончив, Люси в изнеможении сгорбилась. Как будто ей стоило больших физических усилий произнести то, что она произнесла.
И эта перемена, произошедшая в Люси, заставила меня на короткий миг задуматься: а не может ли так быть, что она в действительности… Нет! За прошедшие два месяца она ни разу не дала повода заподозрить ее в способности к убийству. Конечно, это лишь метафора. Люси имела в виду, что психологически уничтожает тех, кого любит.
— Я должна что-то чувствовать. Должна расстраиваться, — добавила она уже своим обычным голосом.
Впервые наша беседа продлилась так долго без упоминания имени Фрэнка Миллея. Так звали художника, с которым Люси была знакома в детстве. Он рисовал акварелью на дощатых мостовых в районе Бруклин-Хайтс.
Во время одних сеансов она описывала его картины — как точно они передавали суть реки или городского пейзажа, как волновали ее и вызывали желание научиться пользоваться кистью и красками и самой создавать наполненные глубоким смыслом произведения. А бывало, она вспоминала о том, как, будучи семилетней девочкой, несколько месяцев пыталась заинтересовать собой художника. Наконец он снизошел до того, что показал ей, как рисовать на специальной плотной бумаге с текстурой, которая передает тончайшие оттенки цвета.
В ходе наших встреч я убедилась, что моя пациентка очень внимательна к мелочам и просто одержима красками. А ее память хранила мельчайшие подробности о событиях тех дней.
Однако я до сих пор так и не поняла, с какой целью Люси ко мне обратилась.
Да, я знала: ее беспокоит то, что она ничего не чувствует. Но обычно дальше констатации этого факта дело не заходило. По-настоящему эмоционально Люси вела себя, только когда рассуждала о художнике, о его картинах и о том, как была впечатлена ими.
И вот вдруг она перестала повторять одни и те же истории из детства и разоткровенничалась настолько, что застала меня врасплох.
— О чем вы думаете, когда… когда уничтожаете кого-то?
— Что это просто работа. Я полностью сосредотачиваюсь на ее выполнении.
Мне все еще не верилось, что Люси не шутит. Это совершенно не соответствовало ее характеру. Я работала с заключенными — и мужчинами, и женщинами. Мне доводилось слышать о хладнокровных убийствах и убийствах, совершенных в порыве страсти. Я видела искаженные в мучительной гримасе лица пациентов, когда они рассказывали, как внезапно приходили в себя и обнаруживали в руках окровавленный нож. Или пистолет. Или видели, как их пальцы сжимаются на чьем-то горле и несчастная жертва хрипит, а они только усиливают хватку.
— Простите, Люси, боюсь, я не совсем уловила вашу мысль. «Это просто работа». Что вы имеете в виду? Мне казалось, вы работаете фотографом.
— Так и есть. Но кроме того… меня нанимают…
Она осеклась.
Я одобрительно кивнула, побуждая ее продолжать.
— Это не та информация, которой можно поделиться в приличном обществе. Я не привыкла говорить об этом. Но наверное, вам необходимо знать — так вы лучше меня поймете и поможете разобраться, почему мне совершенно наплевать на то, что я забираю, на хрен, человеческие жизни. Уничтожаю их!
Чисто инстинктивно я выпрямила правую ногу.
Чтобы нажать на тревожную кнопку.
Но в моем кабинете отродясь не было такой кнопки. Она имелась в маленькой комнатке в тюрьме, где я проводила сеансы терапии с заключенными. Люси очень убедительно втолковывала мне, что она самая настоящая убийца, и я отреагировала на ее слова так, как если бы передо мной сидел содержащийся под стражей опасный преступник, — хотела позвать на помощь. Внезапно я осознала: ведь может статься, что Люси действительно убийца и говорит вовсе не иносказательно. От этой догадки меня пробрала дрожь.
Но я не могла позволить себе роскошь прислушиваться к своим ощущениям. Мне нужно было что-то ответить. Заставить Люси раскрыться. Выудить из нее максимальное количество подробностей. И понять, что же мне с этим делать. Единственная ситуация, когда можно нарушить врачебную тайну, — если существует непосредственная угроза человеческой жизни.
Только в этом случае.
— Не верю, что вы не испытываете совсем никаких чувств от того, что делаете, — осторожно вымолвила я. — Обычно мы ничего не чувствуем потому, что сами этого не хотим.
— С чего бы мне не хотеть? Я этим живу. Мне нечего стыдиться. Я убиваю их при помощи их же собственных страстей.
— Каким же образом?
— А вы в курсе, что, если женщина предлагает мужчине перепихнуться, он не станет особо интересоваться, кто она такая? Сегодня, перед тем как принять ваше деловое предложение, он обращается в «Дан энд Брэдетрит», [62]а завтра тащит в постель женщину, даже не спрашивая фамилию. Похоть — вот на чем строится мой расчет. Их неуемное желание потрахаться — оно облегчает мою работу. Это и вправду не требует никаких усилий. По-моему, мужчина не должен позволять так легко себя убить. Он должен бороться. Ему должно быть страшно. Он должен понимать, что его жизнь находится в опасности, а не просто лежать с голой задницей, пока какая-то блондинка берет у него за щеку. Им и в голову не приходит…
62
«Дан энд Брэдстрит» — международная корпорация, которая занимается оказанием услуг в сфере бизнес-информации. Является самым известным в мире источником информации о фирмах.