Йоргенсон вытащил из бардачка фонарик и, переступая через раздувшиеся пожарные шланги и образовавшиеся в результате взрыва обломки, быстро пошел на передовую, где борьбу с огнем вела команда второй пожарной станции. В густом ядовитом дыму он разглядел только три пожарные машины, стоящие рядышком, хотя, несомненно, где-то здесь во мраке должны были находиться и другие. По крайней мере, майор на это надеялся. И снова невыносимый жар укутал его, будто одеялом, но хуже этого была звеневшая вокруг какофония: треск раций, вой сирен, крики людей. И все это перекрывал шум самого пожара — огромные языки пламени издавали весьма необычный звук: странное и ошеломляющее сочетание ревущих волн и хлопающей на ветру гигантской мокрой простыни.
— Берегись!
Прямо над его головой пролетела, изогнувшись дугой, струя воды, вырвавшаяся из водомета огромного желтого грузовика. Это была одна из нескольких дислоцировавшихся на базе трехтысячегаллоновых пожарных машин, какие обычно дежурят в аэропортах и способны заливать пламя со скоростью сто шестьдесят пять галлонов воды в минуту. Но сейчас это казалось ничтожным количеством.
— Дорогу!
Мимо майора молниеносно прокатили носилки на колесиках. Он успел заметить обуглившуюся кожу лежащего на них человека, а также руки и ноги несчастного, которые перекрутились и скрючились, словно сделанные из пластмассы. Повинуясь импульсу, Йоргенсон бросился следом и сменил одного из кативших носилки — тот явно находился на грани нервного срыва.
— Господи, — выдохнул майор.
Но еще большее потрясение ожидало его, когда человек, направляющий носилки, проскочил мимо фургона «скорой помощи» и побежал за машины, к сваленным в ряд человеческим останкам. Йоргенсон почувствовал, что не может больше выносить это зрелище. Тем временем обгоревший труп бросили на асфальт рядом с другими.
— Сюда, господин майор!
Он обернулся и увидел начальника пожарного расчета, машущего рукой в сторону одной из пожарных машин. Тут как тут возник солдат и сменил командира у носилок. Майор похвалил его и поспешил к начальнику расчета, который уже скрылся в кабине. Едва дверь захлопнулась, майор стянул противогаз и стал жадно глотать воздух.
Офицер пожарной службы, весь покрытый копотью, скептически взглянул на Йоргенсона.
— При всем моем уважении, сэр, что вы здесь делаете?
— То же, что и вы, — отозвался Йоргенсон. — Все так плохо, как кажется на первый взгляд?
— Возможно, даже хуже, сэр.
— Сколько пострадавших?
— Судьба шестерых морских пехотинцев неизвестна. Одиннадцать ранены.
— А заключенные?
— Проще сосчитать, сэр, сколько осталось в живых.
— И сколько?
— Пока мы не нашли ни одного.
Майор почувствовал тяжесть в желудке. Ни одного. Ни одного выжившего. Жуткий итог. И хуже всего то, что придется это как-то объяснять всему миру.
Пожарный смахнул пепел с уголка глаза и добавил:
— Сэр, мы делаем все возможное, чтобы справиться с этим пожаром. Но если вы дадите хоть какую-нибудь информацию, из-за чего он начался, нам это здорово пригодится.
— Крушение самолета, — сообщил майор. — Это все, что нам пока известно. Гражданская «сессна».
В этот самый момент группа из нескольких F-16 с ревом пронеслась над местом трагедии. Истребители ВМФ США барражировали в небе над базой с момента нарушения «сессной» воздушного пространства.
— Э, гражданский самолет? Наверное, это не мое дело, но как такое могло произойти?
— Вы правы. Это не ваше дело.
— Да, сэр. Однако ради безопасности моих людей я все же спрошу: есть ли на территории этой зоны что-то такое, о чем нам следует знать? Ну, то есть взрывчатые вещества или зажигательные средства…
— Это место для содержания заключенных. Не более того.
— Чертовски большой фейерверк для одного гражданского самолетика, врезавшегося в зону для заключенных.
Майор снова посмотрел через ветровое стекло на бушующий пожар. Ему нечего было ответить.
Молчание нарушил пожарный:
— Вы можете подумать, что у меня не все дома, сэр, но я немного разбираюсь в пожарах. В маленьком частном самолете, даже если он и врезался в здание, и близко нет столько топлива, чтобы начался такой адский пожар. Эти тела, которые мы вытаскиваем оттуда… речь не идет о третьей степени ожогов. Процентов восемьдесят пять, даже девяносто из них — четвертая и пятая степень. Некоторые сгорели прямо до костей. И этот запах повсюду в воздухе. Запах бензина.