- Почему это происходит? - спрашивал я.
- Потому что нельзя любить трилобита и оставаться при этом человеком. Но трансформируемся не только мы, а весь мир. Наша любовь меняет его.
Я в панике смотрел на случайного прохожего и замечал зачатки будущего панциря под его рубашкой. Пробегающая маленькая девочка махала рукой, и ее платье по бокам шевелилось, колышимое множеством ресничек, спрятанных под легкой тканью.
- Что мы с тобой натворили? - горестно вопрошал я, - мы заразили весь мир, и это теперь не остановить.
- Это можно остановить, - тихо произносила Эвелин, - вероятно, это уже не спасет тебя, но, возможно, спасет всех остальных.
- Что для этого нужно сделать?
- Убить меня.
На следующий день ко мне на прием пожаловали первые пациенты, и я провозился с ними до самого обеда. Как и накануне, во время перерыва в кафешке мне приветливо помахал рукой Джон. Я хотел подойти к нему, но передумал и сел за соседний столик. Теперь я уже узнавал некоторых посетителей, которых до этого встречал в клинике. Роджера среди них не было. Я саркастически подумал, что, наверное, он приносит еду из дома и хранит ее в холодильных шкафах вместе с покойниками.
После обеда я принял еще одного пациента, и потом наступило затишье. Я ждал, когда зазвонит телефон, и Джон сообщит мне, что госпожа Хейли хочет видеть меня после работы. Вчерашний вечерний негатив практически выветрился. Мне очень хотелось побыть опять с Эвелин, но побыть где угодно, кроме морга. Я надеялся на то, что все эти некрофильские штучки являются единичными заскоками, и мы с ней все-таки сможем построить нормальные отношения.
Когда рабочий день закончился, а телефон так и не позвонил, я вышел в коридор и, подойдя к кабинету директора, подергал ручку. Заперто.
- Госпожа Хейли ушла сегодня раньше, - сообщил мне проходящий мимо Джон.
Я поехал домой в недоумении. Если Эвелин говорила правду о своей любви ко мне, то почему она не захотела меня сегодня видеть? Возможно, что-то случилось, что потребовало ее срочного присутствия. Или же это было сделано намеренно, чтобы подразнить мои чувства к ней.
Ночью мне приснился очередной кошмар. Я находился в какой-то огромной церкви, что само по себе было странно – последний раз я посещал храм в далеком детстве, еще когда была жива моя мать. Я шел по центральному нефу к возвышавшемуся впереди огромному алтарю. По обе стороны темнели боковые капеллы, но из-за скудного освещения я не мог разглядеть их интерьер. Наконец, я приблизился к святилищу достаточно близко, чтобы рассмотреть, что оно из себя представляет. Это был огромный черный трилобит, водруженный на белом постаменте там, где обычно устанавливают распятие. Высотой больше человеческого роста, он каменной громадой как бы нависал надо мной.
- Помоги мне! - услышал я стон из левого трансепта, а еще мгновение спустя другой стон, но уже из правого трансепта повторил ту же фразу:
- Помоги мне!
Я повернулся налево и в самом конце увидел сидящую на мраморном постаменте девочку. Ее блузка была вся пропитана кровью, а из живота торчал безобразный деревянный обрубок, насквозь пронзивший туловище.
“Линда”, - догадался я.
Трусы сидящей болтались на одной коленке, а сама она, широко разведя ноги, яростно терла рукой свою промежность.
- Я не могу кончить, - вновь простонала Линда, - помоги мне!
Я метнулся в противоположный трансепт и увидел там второй мраморный постамент, на котором стоял гадкий следопыт, такой, каким мы его похоронили – без одежды с распоротым животом. Впрочем, член его находился, где ему полагалось находиться и, мало того, он был в состоянии сильной эрекции. Мальчишка также ожесточенно мастурбировал, время от времени сводя вместе свободной рукой расходящиеся края разреза, будто поправляя топорщащуюся рубашку.
- Я не могу кончить, - раздался его стон, - помоги мне!
- Как я могу вам помочь? - закричал я.
- Полижи мне, - отозвалась Линда.
- Пососи мне, - вторил ей гадкий следопыт.
Ужас овладел моим сознанием, но в тоже время я понимал, что должен заглянуть хотя бы в пару боковых капелл, чтобы увидеть то, что скрывается в их мраке. И я заглянул.
В первой стоял передвижной медицинский стол, на котором лежал обнаженный взрослый мужчина. Руками он теребил свой обвисший пенис, безуспешно пытаясь прикрепить к нему обломок парафиновой свечи.
- Помоги мне, - раздался его голос, - у меня не встает!
В следующей капелле находился точно такой же столик, только его занимал маленький мальчик с Y-образным разрезом и почерневшим туловищем, над трупом которого мы с Эвелин занимались сексом день назад. Мальчик обеими руками крутил свой член и причитал:
- Помоги мне, помоги мне. Богиня целовала меня туда, а у меня не встает. Помоги мне!
- Почему я должен помогать вам? - в отчаянии воскликнул я.
- Потому что ты трахался с богиней, - отозвалась Линда, - все, кто трахался с богиней сами становятся богами. Ты должен помочь мне. Подойди и полижи мою “пуговку”.
- Я никому ничего не должен, - взвыл я и побежал по нефу в сторону выхода.
За моей спиной раздался грохот. Я обернулся и увидел, что гигантский черный трилобит соскочил с алтаря и стремительно мчится за мной вдогонку, перебирая ножками-ресничками. В ужасе я пытаюсь добраться до спасительных дверей, но множество щупальцев-отростков обхватывают меня сзади, и я слышу шёпот Эвелин:
- Тебе не сбежать от меня, кладоискатель. Куда бы ты не сбежал, я найду тебя везде, даже в России. Но тебе не надо бежать от меня, поскольку я богиня, а все, кто занимается сексом с богинями, сами становятся богами.
Я чувствую, как отростки оплетают все мое тело, и я оказываюсь в мягком теплом коконе. Реснички приятно щекочут подмышки, нежно теребят мой член, создавая сладостно приятные ощущения.
И я просыпаюсь.
Я никогда не относился к своим снам серьезно, всегда считая их продуктами собственного подсознания, представляющим реальность в гротескном виде. Однако, эти два последних кошмара заставили меня задуматься о смысле происходящего. А правда состояла в том, что я был влюблен в Эвелин и одновременно боялся ее причуд. Рядом с ней мою волю полностью парализовывало, и я не мог сопротивляться и не принимать участия в ее извращениях. А принимая в них участие, я все более и более становился таким же, как она. Идея об изменении всего мира поначалу повергла меня в шок, но, здраво поразмыслив, я пришел к выводу, что это просто фантазии моего больного рассудка, противоречащие всем законам естествознания.
“Только боги могут менять весь мир”, - подумал я.
И тут же вспомнил персонажей ночного кошмара, называющих Эвелин-трилобита богиней, а меня - превращающимся в бога.
С утра на работе я принял нескольких пациентов, а затем в гости пожаловал Роджер. Мы поговорили о каких-то малозначительных вещах, а затем патологоанатом собрался уходить.
- Роджер, - окликнул его я, - как вы можете целый день возиться с трупами? Вас не угнетает то, что необходимо часами напролет находиться с мертвецами?
Старичок остановился у самых дверей.
- Нет, совершенно. Более того, мне нравятся покойники. Тело, освобожденное от жизни, обладает какой-то своей специфической красотой. Производя аутопсию, я любуюсь ей и восхищаюсь недолговечностью этой красоты, которая вскоре превратится в тлен.
“Еще один некроромантик нашелся, - подумал я, когда патологоанатом вышел, - впрочем, у него профессия такая”.
В перерыв, вместо того, чтобы идти в кафешку, я направился к кабинету Эвелин. К моему удивлению, она оказалась на месте, сидя за столом и изучая какие-то документы.
- Я хотел вчера тебя видеть, - сказал я.
- К сожалению, мне надо было съездить в муниципалитет за подписанными бумагами на дальнейшее их сотрудничество с нашей больницей.
- Ты уехала и ничего не сказала. А мне вчера так надо было с тобой пообщаться!