— Да я домой к тебе завезу…
Она тихо покачала головой:
— Не стоит. Я не хочу, чтобы ты приходил. Понятно?
И правда. Я совсем забылся и болтал уже то, чего в виду не имел.
— Адрес ты знаешь, так ведь?
— Да уж, знаю…
— Ну, тогда у меня все. Извини, что так засиделась…
— Как с бумагами? Больше ничего не надо?
— Да, уже все закончилось.
— Даже смешно, как все просто, а? Я-то думал, будет столько возни…
— Всем так кажется, кто с этим еще не сталкивался. На самом деле оказывается очень просто… Когда все уже позади. — Она еще раз почесала кошку за ухом. — Разведись второй раз — и ты уже ветеран…
Кошка зажмурилась, потянулась и затихла, пристроив голову на ее руке. Я сложил чашки и салатницу в раковину, потом чеком из магазина, как веником, смел галетное крошево со стола. Яркое солнце больно кололо глаза.
— Я список оставила — там, на твоем столе… Где какие бумаги лежат. Дни, когда забирают мусор. Ну, и все остальное. Если что непонятно, звони…
— Да, спасибо.
— Ты хотел детей?
— Нет, — сказал я. — Детей не хотел.
— А я колебалась все время. Но раз все вот так — то и слава Богу, правда? Хотя, как ты думаешь — может, как раз с детьми все было бы по-другому?
— Ну, куча народу разводится и при детях.
— Да, наверное… — сказала она, вертя в пальцах мою зажигалку. — А я и сейчас люблю тебя. Только дело совсем не в этом… Я прекрасно все вижу сама.
Глава 3
После ее ухода я выпил еще одну банку колы, потом принял горячий душ и побрился. Что бы ни брал я в руки: мыло, крем для бритья — все кончалось, шампуня оставалось на донышке.
Я вышел из душа, причесался, освежил кожу лосьоном и вычистил уши. Затем поплелся на кухню и разогрел оставшийся кофе. За столом напротив меня никого уже не было. Взгляд мой споткнулся о стул, не котором больше никто не сидел, и я вдруг ощутил себя малым ребенком, который остался один на улице странного, фантастического города, что я видел когда-то на фасетной картинке… Впрочем, что говорить, — я давно уже не ребенок. Без единого проблеска мысли в мозгу я долго, глоток за глотком, отхлебывал кофе, пока не выпил весь, потом просидел без движения еще какое-то время и, наконец, закурил. Удивительно: я провел без сна ровно сутки, но спать совсем не хотелось. Тело пронизывало усталостью, и лишь голова, как дрессированное морское животное, еще оставалась на плаву и в попытках спасти утопающее сознание все выписывала над несчастным круги по воде безо всякого толку.
Глядя на пустой стул напротив, я вспомнил историю, вычитанную однажды у какого-то американца. Человек, от которого ушла жена, несколько месяцев кряду не притрагивался к ночной сорочке, оставленной ею на спинке стула в столовой… Подумав еще немного, я решил, что идея, в общем, не так и плоха. Вряд ли, конечно, это как-то поможет — но все лучше, чем глазеть на горшок с пересохшей геранью… Да и кошка наверняка вела бы себя спокойнее, если бы в комнате остались какие-то вещи жены.
Зайдя в спальню, я принялся открывать, один за другим, ящики ее шкафа; все оказались пусты — хоть шаром покати. Старый изъеденный молью шарфик, пакетик с порошком от моли да три пустых вешалки — вот и все, что я там обнаружил. Она выгребла все подчистую. Все склянки-пузырьки с парфюмерией, беспорядочной россыпью загромождавшие узенький туалетный столик, все ее пудры-помады-тени, зубные щетки, фен, все эти ее лекарства неизвестного назначения, тампоны-салфетки и прочая гигиеническая дребедень, вся ее обувь — от тяжелых зимних ботинок до сандалет и домашних тапочек, коробки со шляпами; занимавшие целый ящик сумочки и ридикюли, портфели и портмоне, все с такой тщательностью рассортированное нижнее белье и чулки, ее письма — все, от чего мог исходить хоть слабый ее запах, растворилось бесследно. Мне почудилось даже, будто все свои отпечатки пальцев она забрала с собой. Книжный ящик и полка с пластинками опустели на треть: кое-что покупала она сама, кое-что дарил я. Из альбомов были вырваны все ее фотографии. Везде, где нас снимали вдвоем, ее часть снимка оказывалась аккуратно отрезанной, «мои» же половинки остались на прежних местах. Совершенно нетронутыми я нашел лишь те снимки, где я один, а также пейзажи и портреты животных. Три альбома с постранично отредактированным человеческим прошлым: я был оставлен в нем один, как перст, на фоне гор, рек, оленей и кошек. Как если бы я с самого рождения был один, прожил в одиночку всю жизнь до сих пор — и теперь приговорен к одиночеству до скончания века… Я захлопнул альбом и выкурил две сигареты подряд.