Он знал, что большинство вымышленных «героических» стереотипов прячут настоящие имена своих противников. Для лорда Хоррора еврей был искаженным макулатурным символом всего расового презрения. Хоррор сливался с намечтанным пейзажем ксенофобского насилия, знакомого подросткам со всего света. Он был тактильной недокреатурой. Одной-единственной цифрой в тошнотворной процессии мусорной культуры.
Рука Фютюра Тама поискала утешенья на рукояти его конического клинка. В преображенной, отцензуренной форме одержимость Хоррора была точкой вращения миллионов макулатурных остросюжетных романов, дешевеньких кинокартин, клаустрофобных пригородных драм и приключений в «потерянных землях». Его личный расовый противник, еврей, перенесенный на макулатурный архетип, стал прототипом вампиров, оборотней, мегаломанов-азиатов, людей-змей из самих недр земли, дьяволов с Луны или пришельцев с Марса и всех безвкусно всепроникающих видений низкопробной научной фантастики.
Ву-Ду Жи-Жид. Таму стало дурно. Для французского народа само существование Хоррора было пагубным дурновкусием в миниатюре. Злокозненным извращением. Такого не оправдать перед памятью о тех миллионах, что погибли при холокосте. Хоррор – третьесортный карнавальный уродец, дешевое творение тошнодоллара, персонаж из папье-маше, лишенный всяческого подобия внутренней жизни. Пальцы Тама пробежали по рубиновой сеточке. Каков смысл в подобной рационализации? Отныне и впредь он лишь не станет мешать макулатурному сценарию взрываться.
Осторожно он повел Хоррора к стене.
– Хитлер либо здесь, либо нет. Никаких двусмысленностей. И если его здесь нет, мне нужны доказательства.
– А что с оплатой за доказательства того, что он есть? – Хоррор покачивался взад-вперед. – Какова цена? Наверняка же Хитлер чего-то стоит?
– Никакой, – решительно заявил француз, и кулак его сомкнулся на рукояти.
– Вы мне, блядь, тут без еврейства! – сердито сказал Хоррор. – Считаете, я на поясе Ориона тут болтаюсь в туманности Конская Голова? Такая информацья стоит целое состояние. Больше, чем лягушка из сральни сможет накопить за тысячелетье, могу поклясться. – Он умолк, черты его вспорола улыбка. Его искаженные переливчатые глаза инкрустировались красным ажуром кровеносных сосудов. – С другой стороны, давненько я не рассказывал никому анекдотов. Вот, я хочу вам кое-что показать. Чтобы оно отложилось у вас в голове вместе со всякими смешными голосами.
Хоррор раздвинул две долгие шторы, и перед ними явился еще один крупный экран, вправленный в стену. Лорд нажал на выключатель. Замерцало изображение моря.
– Приехав на сии острова, – произнес лорд Хоррор, – я не сознавал, что Хитлер когда-либо здесь бывал. Посмотреть ваш фильм стало для меня откровеньем – добавилось окончательное доказательство тому, во что я сам уже стал верить. – Он показал на экран. – Так выглядит океан с восточного утеса. Через год или около того после войны вся эта сторона острова погрузилась под воду. Вот здесь видно только море, а раньше было поле с крестами. Здесь евреи из лагеря хоронили своих мертвых, пока не основали крематорий. Мне рассказывали, что лагерь тут работал с середины 1930-х годов. Когда я установил здесь наши вещательные мощности, он функционировал уже полным ходом. Но лишь несколько часов назад у меня появились точные данные о том, что Хитлер вообще посещал сии острова. Как уместно для него было сняться на фоне еврейских крестов! – Хоррор выдавил из себя приглушенный смешок. Фютюр Там ждал. В его светлых волосах запутался ветерок. Голос Хоррора стал тих. – Он там, под океанскими глубинами, под водами бухточек. В каком-то бункере, в одном из гротов под океанским накатом, недосягаемый, неприступный. Теперь мне известно, что это действительно Хитлер, хотя он – не тот человек, которого я помню. Изображенье я получаю, лишь когда сие угодно ему. В попытке определить его местоположенье я установил ядерные компьютеры, радар и детекторные устройства. С легкостию он избежал даже их. Сколько он уже там, сказать невозможно. Я осознал его присутствье лишь после того, как поставил здесь компьютер для наблюдений за океаном. Постепенно качество приема я усовершенствовал. Я жду, когда он выйдет со мною на связь. От отвергал мои старанья установить двустороннюю связь. Когда он говорит, я едва его понимаю. – Раздражение обуяло Хоррора. Он быстро провел костлявой рукою по намасленным пучкам волос. – Сколько же мне еще его ждать?