Бабушка переводит дух, гордо оглядывается и чуточку спокойнее продолжает:
— И у Арнольда жена — дрянь! Приплелась голышом, ни копейки за душой! Пускай все знают! Маленькие человечишки…
— Верно, хозяюшка, верно! — вслед за бабушкиной тирадой взвизгивает Линда Бах, готовая захлопать в ладоши, вот только руки телесами придавлены.
В ушах у Мирьям от всего этого поднимается шум. Она нащупывает возле ног подходящий камень.
Когда ее ручонка уже замахнулась для броска, в то самое мгновение дворничиха останавливает девочку.
— Пойдем ко мне, — произносит дворничиха и тащит Мирьям вниз.
Одеревеневшая от отчаяния Мирьям встает возле окошка в подвальной комнате дворничихи и, подперев щеки, начинает, насколько ей позволяет разросшаяся на подоконнике герань, смотреть во двор.
Из парадной двери вышла мама с сеткой в руке и направилась к калитке. Кошка Мурка, задрав трубой хвост, пристраивается к маме и семенит следом.
Идет дядя Рууди. Его худое тело на тонких ножках-палочках раскачивается в такт шагам. В костлявых пальцах зажата тросточка, которая у него всегда с собой, хотя он вовсе и не хромает. «Может, он опирается, когда дует сильный ветер, и тогда лучше удерживается на ногах», — думает Мирьям.
Возвращается мама с кошкой Муркой, сетка по-прежнему пустая. Наверное, ходила к лавочнику Раазу просить в долг, но там отказали, догадалась Мирьям. И от бабушки не жди сегодня обычных двух крон — после утреннего, спектакля Мирьям в этом больше чем уверена.
А теперь через двор направляется дедушка, голова у него опущена, не смеет даже глаз поднять. Шаги его уже раздаются в проходе, идет в мастерскую. Мирьям начинает ерзать. Сразу уйти — не годится, решает она.
С чувством обреченности Мирьям остается на прежнем месте, среди дворничихиных цветов.
Появляется бабушка. Чуточку пошатывается, щурится, и все равно она шикарная в своем черном плаще с развевающимися полами. Длинная дужка большущей черной сумки крепко стиснута в ладони, и широкое обручальное кольцо желтеет на фоне черного шелка.
В ноздри Мирьям бьет аппетитный запах жареного, на сковороде у дворничихи что-то шипит. Девочка решает пойти к дедушке.
Он сидит на большой наковальне, обхватив голову руками, и не замечает, как в дверях появляется Мирьям, Девочка делает несколько широких шажков и прыгает дедушке на закорки.
— Мирьям, ты! — изумляется он. — А я испугался, думал, ну что это за зверь мне в загривок вцепился!
Смешной дедушкин испуг отгоняет недавнюю горечь.
— Хочешь поиграть в курьера? — спрашивает дедушка.
Хотя Мирьям и не представляет, как в него играют, она тут же соглашается.
— Видишь ли, курьеры относят важные бумаги из одного города в другой, из королевства в королевство, тебе же придется отнести посылку своей маме.
И дедушка сунул в карман внучкиного передника две кроны.
— А что, разве курьеры и своим мамам относят деньги на еду? — спрашивает несколько разочарованно Мирьям.
— Бывает, — замечает дедушка.
К возвращению Мирьям наковальня превращается в роскошный обеденный стол. Кусок чайной колбасы, две французские булки и несколько помидорин. Улыбающийся дедушка подвигает съестное поближе к Мирьям и говорит:
— А теперь закусим.
Мирьям усаживается поудобнее, болтает ногами и ждет, пока дедушка разрежет складным ножом булку и колбасу.
— Знаешь, дедушка, — с аппетитом уплетая бутерброд, говорит Мирьям, — когда я вырасту большой и стану зарабатывать, я куплю сразу целый круг колбасы, и мы с тобой в один присест съедим ее.
— Обязательно, — соглашается дедушка.
Однако вслед за столь величественным обещанием Мирьям вдруг сникает.
— И что это время так тянется, — вздыхает она.
— Куда же ты торопишься?
— Когда еще вырастешь и станешь зарабатывать!
— Ну, успеешь, успеешь, — утешает дедушка.
Когда Мирьям после пиршества в дедушкиной мастерской бредет домой, она в передней натыкается на бабушку. Уставив руки в бока, та наседает на маму:
— Где же он пропадает?
Мама пожимает плечами.
— Ну, конечно, — сердито продолжает бабушка, — с такой женой ни один мужик не уживется!
Мама и на это не ответила.
— Пошла вон! — крикнула Лоори.
— Пошла вон! — топнула Мирьям.
— Дорогие деточки, — бабушка разводит руки, совсем как пастор, когда благословляет, — да как же вы можете так говорить родной матери вашего папочки! Я вас кормлю, я о вас забочусь, а вы говорите мне «пошла вон».
Распростершую руки бабушку даже слеза прошибает.
Она опускает разведенные руки на плечи девочек, притягивает внучек к себе.
Лоори и Мирьям начинают всхлипывать — им не вырваться из бабушкиных объятий. Бабушка плачет от переполняющей ее жалости к несправедливому миру, беззвучно плачет даже мама, время от времени прикладывая к глазам платочек.
Но долго лить слезы бабушка не собирается, и это обстоятельство решает исход всеобщего плача.
День, преисполненный отчаяния и грусти, клонится к вечеру. Приходит время ложиться спать. Лоори и Мирьям загоняют в постель, хотя папа все еще не явился.
Наконец хлопает парадная дверь.
В прихожей слышатся шаркающие, нетвердые шаги. В передней надолго устанавливается зловещая тишина. Она тянется, тянется, пока не грохается со звоном зеркало, на которое, видимо, оперся отец. Расшвыривая ногами осколки, он вваливается в спальню.
Лоори и Мирьям, проснувшиеся от звука хлопнувшей парадной двери, с замиранием сердца выглядывают из- под одеяла.
Отец валится на кровать. В комнате запахло перегаром. Мама открывает окно и начинает расшнуровывать отцу ботинки.
От бабушки приход отца тоже не ускользнул. Воинственно сунув кулаки в карманы халата, она появляется в спальне. Трезвая и бледная от гнева, останавливается перед деревянной кроватью.
— Опять набрался!
Отец не считает нужным ответить, лишь отстраняется обмякшей рукой.
— О детях не заботишься, без куска хлеба оставляешь! Я, что ли, их всю жизнь кормить должна?
— В-во с-смот-ри, — зло бросает отец, — за-забот-ница!
— Скотина! — в сердцах грохает бабушка.
Отец приподнимается на кровати и, отрезвев от внезапной злобы, продолжает:
— Винищем ты всех поила!.. Зз-заботница!.. А мы с Рууди спали на полу. Как с-свиньи! Г-гос-пожа не желала портить лишними к-кро-ватями вид своего будуара. 3-забот-ница мать!
Бабушка барсом ринулась на отца. Тот, пошатываясь, поднялся на ноги и отшвырнул бабушку к шкафу у противоположной стены.
— Помогите! — закричала мама.
Огромный дубовый платяной шкаф несколько раз качнулся вместе с бабушкой. Но устоял, бабушка — тоже.
— Несите ножи и ковши для крови! — остервенело визжала бабушка, — Сегодня мы наконец рассчитаемся!
Когда дедушка и Рууди прибежали на мамин отчаянный крик, папа покорно стоял посреди комнаты, опустив руки, а бабушка била его ладонью по лицу, другой рукой схватив отца за отвороты пиджака.
Дедушка и Рууди оттаскивают бабушку.
— Убью! Убью! — кричит она, пока не захлопывается дверь.
В комнате вдруг стало как-то странно тихо. Слышно, как во дворе возбужденно перешептываются сбежавшиеся женщины.
Мама торопливо закрывает окно и задергивает занавеску.
Отец снова оседает на кровать и начинает стонать.
Мама чувствует, как возле нее дрожит Лоори.
В отчаянии Мирьям пытается найти выход из создавшегося положения и раздумывает про себя:
«Кто-то должен уйти отсюда. Но куда? Где лучше?»
И неожиданно Мирьям находит решение. Она складывает под одеялом руки и молит:
«Милостивый боженька, если ты вообще есть, сделай так, чтобы самый плохой из нас умер…»
Едва рассвело, как мама, схватив Лоори и Мирьям, ушла с ними из дома к другой бабушке.
Та жила на противоположной городской окраине. Чтобы сократить путь, нужно было идти вдоль железной дороги, где меж пыльных лопухов и репейника вилась узенькая, блестящая от затоптанной в землю сажи тропа.