Джеймс Хардинг сдержал слово и в тот же день поговорил с сыном, но Нед почти ничего ему не сказал. Да, он отлично помнит Билли Хеншоу, но не видел его уже много лет, со времени его женитьбы. Сейчас ему должно быть лет сорок. Он всегда был славным малым и наверняка будет ласков со своей маленькой осиротевшей тезкой. В этом Нед был совершенно уверен.
– Прекрасно. Я завтра же напишу ему! – объявил мистер Джеймс Хардинг.
Он написал, но Билли успела раньше. Пока он разговаривал, одинокая девушка в комнатке на другом конце города излила свою тоску на четырех страницах, адресованных «милому дяде Уильяму».
Глава II
Страта
Бертрам Хеншоу называл дом на Бекон-стрит Стратой [1]. Это сильно раздражало Сирила и даже Уильяма, хотя они понимали, что это «всего лишь Бертрам». Все двадцать четыре года, что Бертрам прожил на свете, фраза «это всего лишь Бертрам» была его проклятием и спасением.
В этом конкретном случае фантазии Бертрама можно было найти оправдание. Дом на Бекон-стрит, где жили три брата, действительно был Стратой.
– Понимаете, – легко объяснял Бертрам новым знакомым, которых удивляло его название, – если я бы мог отрезать фасад от дома, как кусок кекса, вы бы лучше поняли. Представьте, что старый добрый Банкер-хилл вдруг взорвался огнем и серой и похоронил нас под тоннами пепла. Вообразите, как поразятся археологи будущего, когда раскопают наш дом через много месяцев усердной работы.
Что же они обнаружат? Слушайте же. Первый слой – верхний этаж, который принадлежит Сирилу. Там их ждут голые полы, немногочисленная, но очень тяжелая мебель, пианино, скрипка, флейта, уставленные книгами стены и никаких вам занавесочек, подушечек и безделушек. «Здесь обитал скромный человек, – скажут они, – ученый и музыкант, строгий, никем не любимый и никого не любящий монах».
А дальше? Дальше они раскопают слой Уильяма, четвертый этаж. Попытайтесь это вообразить! Вы знаете Уильяма как брокера со Стейт-стрит, обеспеченного вдовца, высокого, угловатого, неспешного и лысоватого, близорукого обладателя самого доброго сердца в мире. Но чтобы понять Уильяма по-настоящему, нужно увидеть его комнаты. Уильям коллекционирует разные вещи. Он всегда их собирал и сберег все до единой. Семейная легенда гласит, что в возрасте одного года он вполз в дом, держа в руке четыре белых круглых камешка. Если это правда, то они до сих пор у него. Продолжил он в том же духе, а ему уже сорок. Миниатюры, резная слоновая кость, жуки, моль, фарфор, нефрит, марки, открытки, ложки, багажные бирки, театральные программки, карты – нет таких вещей, которые бы он не коллекционировал. Сейчас он увлечен заварочными чайниками. Представьте себе: Уильям и чайники! И все это хранится в его комнатах. Великолепный беспорядок! Представляете, как архе-ологи будут стараться поселить туда своего «монаха»?
А потом они доберутся до моего слоя, и станет еще хуже. Я-то люблю подушки и комфорт, и они у меня везде. И вещи я тоже люблю. Мои комнаты не принадлежат этому монаху ни в коей мере. Видите, – весело заканчивал Бертрам, – поэтому и такое название Страта.
То же самое слово относилось и к друзьям Хеншоу, и даже к самим Сирилу и Уильяму, хотя им это очень не нравилось.
С самого детства мальчики Хеншоу жили в этом уютном просторном доме, выходящем окнами на Общественный сад. В этом доме родился и их отец, и в нем же их родители умерли сразу после того, как Кейт, их единственная дочь, вышла замуж. В двадцать два года Уильям Хеншоу, старший сын, привел в дом невесту, и вместе они старались создать семейный уют для двух осиротевших мальчиков, двенадцатилетнего Сирила и шестилетнего Бертрама. Но миссис Уильям скончалась через пять лет после свадьбы, и с тех пор дом не знал женской руки.
Потихоньку шли годы, и дом мало-помалу стал таким, каким его описывал Бертрам. Ныне тридцатилетний Сирил, гордый, замкнутый, ненавидящий собак, кошек, женщин и беспорядок, сбежал со своей музыкой в мир и уединение пятого этажа. Уильям, обитавший под ним, долго не решался обращаться к своим драгоценным коллекциям, но потом стал проводить среди них почти все время. Бертрам остался полновластным владельцем третьего этажа и занял его своими красками, кистями, мольбертами, драпировками, коврами, подушками и вездесущими «Лицами девушек». Девушки смотрели с холста, дерева и фарфора – милые, упрямые, дерзкие, скромные, веселые, грустные, красивые, почти уродливые, – они были повсюду и потихоньку становились знаменитыми. Мир искусства стал их замечать и оценивать критически. «Лицо девушки» кисти Хеншоу считалось достойным приобретением.
1
Страта (от