Но просчитывая режимы или мотаясь по полигонам, Байлаков никогда не забывал о главном.
Ему везло - в поле его зрения попались два математика - Миша Дашичев и Константин Демьяненко - над их «топопространственной геометрией» и «многомерной алгеброй» почтенные профессора посмеивались, а вот он сразу понял - что это как раз то, что ему нужно.
А еще раньше случай свел его с Мезенцевым - тот после провала операции с вербовкой сразу двух западных послов, заснятых вдвоем в постели (патриотизм, против ожидания пересилил у педиков стыд) был послан надзирать за ловцами снежного человека, уфологами и прочими тарелкоманами.
Как ни странно матерый грубиян с деревенскими манерами проникся идеями Байлакова - а может просто своим трезвым крестьянским умом понял, что в случае успеха поднимется куда выше своих гонителей?
Так появилась карта со странными местами, на каждое из которых Байлаков завел подробное досье. Собранные легенды и байки аборигенов, тщательно просеянные и отобранные, рассказы самих - ха-уфологов и прочих служителей нетрадиционной науки, показания испуганных свидетелей неизвестно чего. Наконец - рапорта агентов и сотрудников «органов» за многие годы - Мезенцев постарался.
Затем - только затем - выезды сотрудников с приборами - тоже собранными так, что сами изобретатели и мастера не понимали четко - как они работают.
Он помнит до сих пор - ярче чем первые шаги или слова собственных сына и дочери (родившихся и выросших как-то незаметно для него) первые расшифрованные данные тех полузаконных экспедиций - наполнивших его душу трепетом восторга.
И новые размышления, новые мучительные попытки подогнать под всё это хоть какую-то теорию. Пришедшее неизвестно откуда слово «дромос» для обозначения проходов из мира в мир - пришедшее и оставшееся.
Затем - первые замеры с помощью его аппаратуры в районах испытаний.
Когда он показал расшифрованные данные шефу - подлинному научному динозавру, почтенному старцу, академику дюжины всемирно известных академий, тот сперва произнес, старчески кряхтя «Чушь какая-то!» А потом на полчаса буквально закопался в бумагах, лишь время от времени что-то бормоча себе под нос, и наконец, изрек «Вы знаете, Серёжа, я бы на вашем месте подробнее занялся этими эффектами. Это возможно тянет на Госпремию!»
- Это тянет на «нобелевку», старый перец!» - удовлетворенно изрек Байлаков про себя.
И наконец разговор с отцом, к которому он готовился два месяца.
А потом - тот самый доклад, к провалу которого он себя заранее готовил, но который был поддержан и утвержден. Старый маршал выручил, земля ему у кремлевской стены пухом.
И вот скоро все решится. Главные полигонные испытания по программе «Порог» завершатся ровно в 12.00 по местному времени. Уже через пять минут…
Только бы сработало! Может он зря отказался от мысли - произвести главный эксперимент где-нибудь в районе действующих зон контакта?
Хотя пожалуй всё-таки нет - только Богу известно - что будет если заряд рвануть в дромосе.
Ага, вот оно!
…Над каменным цирком медленно поднялся, ослепительно сияя на солнце, огромный купол. Наклеенная на крупноячеистую сеть алюминиевая фольга и станиоль, подвешенные к десятку аэростатов. Аэростатов, пролежавших где-то на складах с самой той войны. Тоже должно дать свой эффект - пусть и на ничтожную долю мига.
Пошел отчет.
Когда мертвенный голос произнес «Ноль», Байлаков привычно прикрыл глаза на шесть секунд.
Он знал, что именно шесть секунд происходит реакция. Ровно шесть секунд длилась вспышка. Беззвучно вспыхнул и растаял серебряный купол, и уже ничто не мешало свету. Слепящему, жгучему, яростному, и вместе с тем какому-то мертвому. Ровно шесть секунд длилась вспышка. А когда она погасла, реле замкнули контакты, и электроток вонзился в сотни детонаторов, разбросанных в толще почти тысяча тонн старых боеприпасов, замурованных в обступивших цирк штольнях и шурфах. Синхронизированные направленные взрывы раскололи казавшуюся монолитной скалу и обрушили еще исходящие жаром каменные глыбы вниз, на дно провала, хороня облученный камень…
Возникла пологая седловина, уходящая вниз, к каменному развалу.
И в еще конце, когда осела пыль, взгляд мог различить некое смутное мерцание.
Но стоило взглянуть на него через спецфильтр, то явственно различался обращенный вершиной вниз треугольник со скругленными углами.
- Поздравляю, товарищи… - вдруг севшим голосом произнес Байлаков.
Мезенцев недовольно зыркнул на историка. Вечно эти гражданские торопятся…
Москва, Старая Площадь. За год с небольшим до вышеописанного
Сергей Сергеевич Байлаков, доктор наук, профессор, заведующий отделением перспективных проблем физики филиала МИФИ, нервничал.
И было отчего: именно сейчас решалось дело его жизни. То, чему он посвятил три последних года и почти пятнадцать лет до этого.
Сейчас перед ним сидело три человека - довольно-таки немолодые и не слишком похожие на свои портреты, которые висят почти в каждом учреждении. Двое в строгих темных костюмах, один - в мундире с маршальскими звездами. Три члена высшего руководства страны, которые должны будут определить - дать добро на проект «Порог» или нет.
- Итак, всё дело в том, что время как элемент единого континуума не абсолютно, а относительно. В геометрии Лобачевского и Римана, в отличие от той, что изучают в школе, две параллельные прямые пересекаются, и через две точки можно провести сколько угодно прямых. По одной из гипотез, время имеет три координаты - протяженность, кривизну и плоскость иного времени. Именно при помощи этой координаты мы и рассчитываем осуществить задуманное. Как известно, в современной кристаллографии оперируют теорией одиннадцатимерной вселенной. В своих работах наша группа исходила из того, что…
Он старался говорить, как привык на ученых советах. Плавно, неторопливо, уверенно, твердо, а главное - непрерывно. Насыщать речь научными терминами, но в меру, чтобы у слушателей не возникло впечатления, что их водят за нос, или того хуже - издеваются.
- Скажите, - перебил его один из присутствующих. - Я вот хочу спросить… В смысле, как бы это сказать… Короче, если мы попадем в прошлое, это не изменит нашего с вами мира? Не случится ли чего нехорошего с нами, с нашим временем?
- Ничего подобного просто не может случиться, - поспешил успокоить его Байлаков. - В противном случае нарушился бы закон причинной связи, что невозможно. Просто возникнет еще один мир, похожий в мельчайших деталях на наше прошлое. А путешествие в свое прошлое - это плохая фантастика.
- Вот так просто - возникнет? - в голосе ответственного за науку слышалось явное недоверие.
- Так точно! - по-военному отрапортовал Сергей Сергеевич. - И это легко объяснить. В научном мире существуют две гипотезы. Первая - это гипотеза Эверетта, заключающаяся в квантовании континуума в ходе хронального развития…
(Вообще-то Байлаков мог бы рассказать, как именно он дошел до этого факта, если бы присутствующие хоть немного разбирались в квантовой физике).
- Иными словами, число вселенных конечно, но стремится к бесконечности…
- Позвольте, вы вот говорите, что перемещения в собственное прошлое невозможны? - спросил вдруг министр обороны.
- Именно так, ибо это противоречит закону причинности, - с готовностью кивнул ученый.
- Но, как тогда вы объясните эти… мм… события в нашем прошлом?
«Что называется, старое инженерное образование: не упустил!» - подумал Байлаков про себя.
- Тут есть два объяснения. Первое, которое я не разделяю, состоит в том, что есть некий нижний предел, когда трансхрональное воздействие не вызывает расщепления реальности, а все же как-то проявляется. И второй, полностью укладывающийся в мою гипотезу…