— Миссис Барнард! — окликнула ее Тинки Келлерман.
Алекса живо развернулась и заперла дверь на задвижку.
— Оставьте меня в покое! — Даже собственный голос показался ей незнакомым.
— Прошу вас, мадам, откройте…
Алекса схватила пустую бутылку из-под джина. Держа за горлышко, грохнула бутылку о стену. Отлетевший осколок оцарапал лоб. Она оглядела зазубренные края разбитой бутылки. Подняла левую руку и что было сил резанула — от ладони до локтя. Кровь хлынула фонтаном. Она резанула снова.
Маутон и Груневалд сидели бок о бок на диване в гостиной. Деккер расположился напротив.
— У меня нет доказательств, — повторял Маутон.
— Вилли, расскажи им, что произошло, и все.
Они похожи на парочку комиков из черно-белого кино, подумал Деккер. Как их звали?
— Тот тип ворвался ко мне в кабинет и заорал, что убьет Адама…
— Что за тип?
Маутон повернулся к адвокату:
— Регардт, ты уверен, что меня не привлекут за клевету?
— Уверен.
— А если мне придется давать показания под присягой?
— Вилли, о клевете и речи нет.
— Регардт, я могу сломать ему карьеру. То есть… а если его все-таки убил не он?
— Вилли, у тебя нет выбора.
Неожиданно Деккер вспомнил фамилии белых комиков. Лорел и Харди! Вот кого ему напоминают Маутон и Груневалд.
— Мистер Маутон, так кто же это? — спросил он вслух.
Маутон глубоко вздохнул; кадык заходил на шее вверх-вниз.
— Джош Гейсер, — выпалил он и откинулся на спинку дивана с таким видом, словно спустил с привязи ураган.
— Кто?
— Они поют духовные гимны, — досадливо объяснил Маутон. — Дуэт «Джош и Мелинда».
— Никогда о них не слыхал.
— Не слыхали о «Джоше и Мелинде»? Да их все знают! Последний диск разошелся тиражом в шестьдесят тысяч, причем четыре тысячи раскупили всего за один день, когда они выступали на радиостанции RSG! Они настоящие звезды!
— И за что же Джош Гейсер собирался убить Адама Барнарда?
Маутон с заговорщическим видом наклонился вперед и понизил голос:
— Потому что Адам оприходовал Мелинду у себя в кабинете.
— Оприходовал?
— Ну, понимаете… занимался с ней сексом.
— Барнард? У себя в кабинете?
— Совершенно верно.
— А Гейсер их застукал?
— Нет. Мелинда призналась.
— Джошу?
— Нет. Всевышнему. Но Джош находился рядом и слушал ее исповедь.
Франсман Деккер не знал, что делать — то ли злиться, то ли смеяться.
— Мистер Маутон, вы, наверное, шутите.
— Да вы что! — возмутился Маутон. — По-вашему, в такое время я могу шутить?
Деккер покачал головой.
— Вчера под вечер Джош Гейсер влетел ко мне в кабинет, как вихрь, чуть Наташу не убил по пути. Сказал, что ищет Адама. Я спросил, в чем дело, а он сказал, что убьет его, потому что, мол, Адам изнасиловал Мелинду. Я пробовал его урезонить, попросил не орать так, но Джош был вне себя. Я спросил, откуда он знает, и он ответил, что Мелинда сама ему рассказала. Тогда я спросил, что именно она ему рассказала, и Джош ответил, что она во всем покаялась. Мол, согрешила с Адамом в его кабинете, на столе. Мелинда уверяет, что в нее вселился бес, но он, Джош, знает: во всем виноват Адам, уж такие у него наклонности. Он собирался забить его до смерти. Он был вне себя. Когда я заикнулся, что Адам вроде не насильник, он схватил меня за грудки. Джош парень крепкий, до того, как обратился к Богу, выступал в шоу «Гладиаторы»… — Маутон снова понизил голос: — Говорят, он ничего не может… понимаете… как мужчина… потому что долго принимал стероиды.
— Вилли, это к делу не относится, — вмешался Груневалд.
— У него есть мотив, — возразил Маутон.
— Нет, нет… — Адвокат покачал головой.
— Значит, забить его до смерти? — переспросил Деккер. — Так и сказал?
— Еще он сказал, что убьет его… нет, он собирался его кастрировать, отрезать ему яйца и повесить их на платиновый диск у себя в гостиной.
— Наклонности Адама. О каких «наклонностях» говорил Гейсер?
— Адам… — Маутон помолчал. — Поверить не могу, что Адам мертв! — Он выпрямился и потер бритый затылок. — Он был моим другом. Моим компаньоном. Мы вместе прошли большой путь… Когда-то я сказал ему: однажды кто-нибудь…
В гостиной повисло молчание. Маутон вытер глаза тыльной стороной ладони.
— Простите… Мне тяжело.
Адвокат протянул к клиенту длинную тонкую руку.
— Все понятно, Вилли.