Жезуш проснулся, вцепившись в себя руками, отчаянно пытаясь погасить несуществующее пламя и защитить дом, которого у него не было.
Следующие два дня Жезуш постоянно ловил себя на том, что не поспевает с работой; в сутках словно стало меньше на несколько часов, пропавших неизвестно куда. Незаметно для себя он оказывался перед новой картиной и подолгу стоял, всматриваясь в каждую линию, изучая формы и краски, стараясь понять, что именно привлекает его в ней. Как ни убеждал он себя в том, что ему безразличны замечания его коллег, его больно укололо их снисходительное пренебрежение его вкусом. Быть может, именно это двигало им? До сих пор его так не озадачивал ни один предмет.
Сидя за письменным столом в противоположном конце кабинета, Жезуш то и дело поднимал взгляд на яркие линии, охотясь на скрытое в них перекошенное лицо. Он пристально разглядывал картину, разговаривая по телефону, подправляя списки, просматривая толстые пачки документов, связанные с наиболее законными его делами. Ее присутствие радовало Жезуша, хотя временами она отвлекала его внимание настолько, что ему приходилось усилием воли отворачиваться от нее, чтобы сосредоточиться на работе.
Но на сегодня с работой было покончено, и остаток дня Жезуш намеревался провести на балконе, наслаждаясь пыльной жарой городского лета и читая книгу по английскому фарфору, которую ему посоветовал Дезмонд. Встав, он потянулся и, направившись в гостиную, прошел мимо картины. Рассеянно скользнув по ней взглядом, Жезуш обратил внимание на четкую алую линию, которую до сих пор почему-то не замечал, и задержался, чтобы рассмотреть ее получше.
Тук-тук.
Вздохнув, Жезуш оторвался от картины и направился к входной двери. Там никого не было. Опять. Высунув голову, он выглянул в коридор.
– Если так будет продолжаться и дальше, – крикнул Жезуш, – я вызову полицию!
Вероятно, он этого не сделает, но дети ведь глупые. Развернувшись, Жезуш захлопнул дверь, и при этом его взгляд упал на часы. Неужели уже так поздно? Во рту у него пересохло, в глазах была резь, словно он слишком долго что-то рассматривал. Пожалуй, завтра нужно будет купить глазные капли. Нехорошо, если у него будет усталый вид.
Достав из холодильника бутылку воды, Жезуш не спеша выпил ее, скользнув взглядом по полотну Альфреда Стевенса [9], висящему на стене кухни. Это был небольшой портрет женщины в широкополой шляпе, строго разглядывающей сад. Однако у него из мыслей не выходил его последний шедевр. Шедевр? Нет, это была просто любопытная вещичка, на время завладевшая его вниманием. Скоро он проникнет в самые ее потаенные глубины, после чего картину надо будет менять на что-нибудь новенькое. Но даже так Жезуш находил странное облегчение в том, что больше не смотрел на нее. Однако в то же время какая-то другая его частица отчаянно хотела снова ее увидеть.
Внимательно изучив Стевенса, Жезуш был потрясен тем, какая же это скучная работа. В ней не было абсолютно ничего. Ни жизни, ни блеска, ни искры. Его сверлила мысль, что если он сейчас вернется к себе в кабинет, то сможет насладиться картиной, обладающей бесконечной глубиной. Но вместо этого он пил воду. Укрепляясь в мысли, что нужно будет заменить Стевенса.
Клиент допил последние капли дорогого выдержанного виски.
– Замечательно. Ну что, будем подписывать?
– Разумеется. – Жезуш горел желанием поскорее покончить с этим делом, не в последнюю очередь потому, что не помнил имя человека, сидящего напротив. Очередной недавно разбогатевший банкир, начисто лишенный вкуса, заказавший найти ему абсолютно безликую работу в стиле абстрактного импрессионизма.
– Восхитительно! – улыбнулся гость, поднимаясь на ноги.
Жезуш тоже встал, чтобы проводить его в кабинет. Естественно, это помещение предназначалось именно для того, чтобы создать подходящую обстановку для подписания контрактов и передачи денег, успокоив слишком нервных клиентов. Но почему-то, подходя к двери, Жезуш замедлил шаг. Его охватила дрожь, словно он чего-то боялся. Но чего? Картины? Вот в чем дело. Подсознательно ему не хотелось делиться ею с этим заурядным клиентом.
– Мистер Кандиду?
Быть может, картина пленит этого человека так же, как она пленила его, и он станет изыскивать способ приобрести ее для себя.
– Она не продается, – пробормотал Жезуш.
– Простите? Я не совсем понял, – небрежно произнес гость. Лицо его оставалось безмятежным и равнодушным.
Нет, этот человек не сможет оценить картину. Но не будет ли это хуже? Безразличие? Этот лишенный вкуса болван не увидит в ней ничего примечательного, в то время как над Жезушем она приобрела необъяснимую власть.
9
Стевенс, Альфред Эмиль-Леопольд (1823–1906) – бельгийский художник академического направления.