А может быть, он просто хочет оградить этого человека от сновидений, по-прежнему являющихся ему по ночам?..
– Погода просто отличная, – твердо произнес Жезуш. – Мы подпишем документы на балконе.
Он не мог сказать, откуда появились эти мысли, однако какими бы ни были точные параметры его беспокойства, все указывало на то, что кабинет, место личное, где время просто исчезает, придется в каком-то смысле подержать на карантине.
– Но где он ее достал?
– Я не могу тебе сказать, где он ее достал, именно это я и пытаюсь тебе объяснить, – ответил Антониу своим выводящим из себя голосом с псевдоанглийским акцентом.
Жезуш постарался держать себя в руках. Шурин постоянно подначивал его, издеваясь над тем, как его акцент изменился за долгие годы, прожитые в Лондоне, и однажды дошел до того, чтобы говорить с ним исключительно по-английски, хотя сам он едва владел этим языком, для того чтобы «Жезуш чувствовал себя как дома». В конце концов они договорились положить конец этой шутке, однако Антониу по-прежнему приправлял свой португальский идиотской британской гнусавостью. Хорошо хоть он перестал предлагать Жезушу подарить свою любовь королеве Великобритании.
– Должно было быть что-то. – Жезуш был вымотан до предела, терпение его стало тонким, как калька.
– Бухгалтерию этот тип не вел. – Он буквально услышал по телефону, как Антониу пожал плечами. – А то, что осталось, не хотят отдавать его родственники.
– Это какой-то бред. Он руководил крупной компанией, почему архивы у него в таком жутком виде?
Последовала пауза.
– Я хочу сказать, ты живешь этажом ниже Тобиаса Фелла. Может, лучше у него спросить?
– Что ты хотел сказать?
– Ничего.
В голосе шурина прозвучала какая-то странная нотка, легкая дрожь, предупредившая Жезуша о том, что он о чем-то умалчивает.
– Антониу, я должен знать. Это крайне важно.
– Послушай, наверное, ты слишком долго прожил за границей. Его архивы уничтожены.
Все встало на свои места. Крупный скотовод уничтожил все свои архивы – это могло означать только одно: нелегальный захват земли. Сожженные деревни. Убийства. После долгого молчания Антониу заговорил снова:
– Но я тебе ничего не говорил, понятно?
– И все-таки это какая-то бессмыслица. Эта картина – она совсем не похожа на другие работы местных художников, которые я видел.
– Ну тогда не знаю. По крайней мере, полной уверенности у меня нет. Я знаю, что некоторые предметы, выставленные на аукционе, были отняты у… э… перемещенных лиц. – Очевидно, Антониу было неуютно от того, какой оборот принял разговор. – Кажется, его жена говорила что-то о том, что картины написал один из работников. Возможно, так оно и есть.
– Говоря о «работниках», что ты имел в виду? – спросил Жезуш, хотя ответ, похоже, уже был ему известен. – Пастух? Управляющий? Финансовый директор? Кто?
– …Нет. Совсем другое.
Ага. Значит, grileiro. Один из наемников, к чьим услугам прибегают крупные корпорации, когда им нужно освободить землю, на которой они собираются заниматься сельским хозяйством, строиться или добывать сырье. Никакого надзора, никаких законов, просто люди, готовые взять в руки оружие и изгнать из джунглей коренные народы любыми средствами. Такие редко, удалившись на покой, начинают рисовать шедевры.
– Фелл… – Жезуш тщательно подобрал следующие слова. – Фелл знал о них? О расчистках?
– А я откуда знаю? – Антониу не скрывал своего стремления двигаться дальше. – Эти богатые козлы – кто может сказать, что им известно и что неизвестно. Но делалось все от его имени.
Жезуш затруднился бы выразить словами свои чувства. Определенно, за многими величайшими произведениями искусства тянулся кровавый след, но быть так близко к нему… несомненно, это вызывало дрожь, и неприятную.
– Мне нужно, чтобы ты его нашел – человека, который это нарисовал. Я должен поговорить с ним. – Жезуш уловил в своем голосе отчаяние, но решил не обращать на него внимания.
– Боюсь, это невозможно, – тихо промолвил Антониу. – Он умер. С год назад, если верить сыну владельца.
Жезуш не хотел задавать следующий вопрос, но все же выложил его:
– Как он умер?
– Пожар в доме. Случайное возгорание, но дома́ работников строятся без соблюдения каких-либо норм. Он погиб при пожаре.
Наступившая тишина была осязаемой на ощупь. Жезуш ощутил холодную дрожь, вспомнив свой сон.
Стук.
Было темно. Буквально кромешная темнота.
Тук-тук.
Он заснул? Нет, не заснул… Он просто…
Тук-тук-тук.
Порывисто вскочив, Жезуш опрокинул кресло на мягкий ковер кабинета. Пошарив в углу, он нашел выключатель торшера и залил комнату теплым светом. Этого просто не может быть; сейчас ведь утро. Сейчас еще утро, иного быть не может. Жезуш закончил разговор по телефону, заварил чай и начал набирать текст на компьютере. Но на улице было уже темно, и сквозь тонкую пелену дождя смутно проглядывал свет в окнах соседних домов. Чайник совершенно остыл, экран компьютера был чистый. Жезуш взглянул на часы. Десять вечера.