Машка еще у порога показала свое восхищенное обалдение от жакета, и теперь он висел на спинке стула посредине комнаты.
– Ксенька, нет, ну просто шикарная, шикарнейшая вещь! Я даже не знаю, что сделала бы, чтобы и у меня такой был, – Машка посмотрела на нее искательно. – Ну можно, я померяю? А? Ну разочек?
– Ну, только аккуратно… Там слева подкладка чуть отпорота внизу, ее подшить надо…
Машка мгновенно соскочила с сундука и, замерев на мгновение с жакетом в руках, быстро-быстро стала надевать его.
– Да осторожней ты! Там же подкладка!
– Где? – Машка на секундочку перестала застегивать быстрыми пальцами пуговички и, вывернув полу изнанкой наружу, протараторила: – Это, что ли? Да это мелочь, с этим за минуту управиться можно.
– Да ну, скажешь тоже – за минуту. Там же аккуратно надо, чтобы видно не было…
– Меня мама научила, я умею. Сегодня прямо зашить могу, у нас вроде и нитки такие есть, – она пристроила на подоконник зеркало и, повернувшись боком, одернула жакет сзади.
– Да я и сама умею. Дашь нитки?
– Ладно тебе, у меня ж мама шьет, я лучше умею, – она снова посмотрела на подкладку. – Сейчас, подожди только, я еще посмотрю, как он сидит, – Машка стала поправлять жакет на груди, попробовала запахнуть полы посильнее и, чуть приуныв, сказала: – Жалко-то как, мне свободно вот здесь вот, даже если пуговицы переставить… он на тебе тоже слегка свободно сидит, но не так. Это разве только перешивать, если б это мой жакет был…
– Не, ну тогда наверно, а мне-то он почти совсем впору.
– У тебя фигура такая, ты крупнее меня просто. А если б я его носила, я б его тогда перешила бы. Эх, ну как всегда – школа закончилась как раз, когда есть такая вещь! Ладно, давай я подкладку зашью, что ли… – Машка с неохотой сняла жакет и, положив его на стол, достала с полки коробку с нитками.
Ксеничка все порывалась зашить сама, но Машка не дала ей сделать это, и стала внимательно рассматривать подпоротую подкладку.
– Ой, Ксенька, слушай, тут внутрь такой припуск завели! Сантиметра на два, не меньше!
– Ну и что?
– Как что? – Машка сделала большие глаза – Это же целых два сантиметра бархата, понимаешь?
– Ну так и что? Куда эти два сантиметра сгодятся?
– Ксенька! А бархотка? – волшебное слово было сказано, и у Ксенички тоже сразу загорелись глаза.
– А получится? Это ж надо все подпороть.
– Ну и что? Ну и подпорем! Знаешь, Ксенька, это ж можно целых две бархотки сделать – мне и тебе. Ну давай, а? – Машка повернулась на стуле, взгляд ее стал таким просящим.
– А правда получится? – в Ксеничкином голосе было не столько уже опасение за судьбу подкладки, сколько интерес и восторг.
– Да конечно! Давай, ну давай сделаем, а?..
…Где-то через час все уже было сделано, и даже подкладку они зашили, а зеркало переставили на стул, и, сидя на любимом сундуке, вытягивали шеи, чтобы посмотреть, как теперь выглядят – с бархатными ленточками на шеях.
– Машка, ты молодец, просто здорово получилось…
– Ага, прямо как в фильме, помнишь: «Мелани, я страшно устала», – она деланно вздохнула.
– Нет, у нее там такого не было.
– Ну и что? Все равно, как в кино.
– Точно… «А мне все равно!»
Они дружно рассмеялись, а потом сказали одновременно: «А ты?» – и снова рассмеялись.
– Ты говори…
– Нет, ты говори… – хихикая, они стали толкаться, спихивая друг друга с сундука.
– Ой, держи меня! Дура ты, Машка, я чуть на пол не свалилась! Говори давай, что сказать хотела, а то я сама сейчас тебя так пихну!
– Ладно, ладно, скажу, только не толкайся! И не щекотись! Мы завтра в кино собирались идти, пойдешь с нами?
– А билеты откуда?
– Витька из углового билет достанет, а потом в начале фильма запасной выход откроет, чтоб мы вошли.
– А у него получится?
– Да он это уже сто раз делал. Ну как, пойдем? И бархотки наденем!
Они снова дружно посмотрели в зеркало и снова весело рассмеялись…
…Все было в принципе в порядке, но как там со связью, он все же решил еще раз проверить сам. Когда он наконец-то нашел Степаныча, тот безмятежно похрапывал в кузове латаного-перелатаного за три года фордика, подложив, чтоб было помягче, шинельку – английскую, когда-то желто-зеленую, а теперь просто страшно буро-грязную от масляных, бензиновых и керосиновых пятен. Еще две недели назад Степаныч пользовался вместо перины почти новым ватником, но умудрился уснуть на нем в теплом брюхе «утюга». Ребята растолкали его, и он, слегка чумной после крепкого сна, позабыл свою стеганую перину внутри – так и пошла она с машиной на Тагил. Давно уже кто-то в части придумал шутку – дайте Степанычу точку опоры, и он уснет. Соня он был страшный, но спец по связи – точно от бога, если разбудить, конечно…
Но на этот раз побудка оказалась на удивление легкой. После того, как он пару раз потряс Степаныча за плечо, тот открыл глаза и проворчал: «Да я и не спал вовсе, только прилег». Из его шевелюры предательски торчала какая-то солома, и можно было поспорить, что он на ней спал – только неясно, где он умудрился ее здесь найти.
– Как связь?
– Полный порядок, не подведет. Я там половину поменял, после прошлого-то раза. Там же в половину блоков можно было за здорово живешь кулак просунуть. А теперь будете музыку слушать всю дорогу, не заскучаете.
– Да нам и так скучать некогда, а за связь спасибо. Давай, досыпай.
– Ладно, ладно… – Степаныч поправил складку на шинели, видно, мешавшую ему. – Ни пуха…
– К черту, к черту! – он сплюнул и постучал по деревянному борту фордика.
Времени оставалось мало, и ребята, наверное, уже нетерпеливо ждали его…
…Дюраль борта мелко вибрировал, и от этого ли, от того ли что теперь больше не нужно было волноваться – что будет, то и будет – немного клонило в сон. Что ж, по крайней мере, еще полчаса, а то и минут сорок относительного покоя гарантированы… Но вздремнуть не удалось – минут через десять Володя потряс его за плечо. Вот он каждый раз в работе становился эдаким живчиком, все время напевал «Дорогой длинною». Когда их прижимали, он забывал все слова и повторял, как заведенный, лишь припев. Само собой, что сейчас уснуть он не мог, да и другим не давал – не со зла, а по свойству натуры.
– Что скажешь, Дмитрий Иванович? – стараясь перекричать шум, он улыбнулся широченной белозубой улыбкой, но было видно, как у края глаза мелко-мелко вибрирует жилка.
– А что тут говорить? Вот я спать собирался, а ты, Володя, меня будишь… А ведь мог бы и до первой точки не будить – все равно по дороге ничего интересного.
– Ладно-ладно, Дмитрий Иванович, я все понял, я, как всегда, не прав, а лев, – Володя снова широко улыбнулся. – Про поспать я быстро понимаю… Я про другое не пойму…
Видно было, что это не шутка, и пришлось все же отогнать сон. Машинально он покрутил шеей, пару раз зажмурил и широко открыл глаза.
– Ясно, отдохнуть ты мне не дашь… теперь бы узнать, по какой такой причине.
– Дмитрий Иванович, а вопрос простой: что мы здесь делаем?
– Как что? – он даже удивился – Идем, смотрим, думаем. Или ты задание не смотрел? Так оно то же, что и третьего дня.
– Задание я смотрел, – Володя отмахнулся. В этот момент машину тряхнуло и он, не глядя, ухватился левой рукой за столик. – Я не об этом. Что мы здесь, на юге, делаем? Ведь и ребенку понятно, что самое нам место сейчас на Урале, против немцев, а не здесь, против японцев!
– Ребенку? Ребенку – это верно… Только вот такая штука – два года назад ведь не все за речкой работали. Тогда как раз на Урале меня так же спрашивали – что мы здесь делаем, когда там уже, наверное, Владивосток бомбят?