Сегодняшняя медсестра улыбнулась мне мягко:
— Наташи сегодня нет?
— Она придёт позже, — ответила я. — Могу я зайти?
Она кивнула.
— Лукас пошёл принять душ в комнате отдыха, и мы уговорили его съесть что-нибудь. У вас будет немного времени с ней наедине.
— Есть ли изменения? — осмелилась я спросить.
— Не особо. Внутреннее кровотечение остановилось. Она больше не попадала в реанимацию после того первого раза. Врач сказал, что сломанные кости и ожоги заживают очень хорошо. Он думает, что она не выходит из комы, чтобы защитить свой разум. Иногда наше тело готово раньше, чем мозг, чтобы справиться с тем, что произошло, — сказала она успокаивающим тоном. Я смутно кивнула и повернулась, чтобы зайти в палату одна.
Она казалась слишком неподвижной по сравнению со своим обычным состоянием. Я ненавидела эти машины. Хотя это было лучше, чем видеть Пола четыре дня назад. На холодной металлической плите в морге. Без машин. Без признаков жизни.
Я тихо подошла к кровати и села на край, аккуратно коснувшись её руки.
— Бекс, — прошептала я. — Тебе нужно проснуться. Это не твоя вина. Я знаю, что ты прошла через ад, и ты так устала, но всё закончилось. Их больше нет. Ты свободна. Ты мне нужна, — сказала я, снова начиная плакать.
— Пожалуйста. Нат скучает по тебе, и она так переживает. С ней всё в порядке. Она была такой храброй. Она заботится о нас. Обо мне и девочках. Заботится о нас всех. Она так похожа на тебя. Лукас сейчас как скорлупа, Бекс. Ему тоже нужна ты. Ты должна проснуться. Это не твоя вина. Пол не твоя вина. Он бы не хотел, чтобы так было, — я закрыла лицо свободной рукой, тихо рыдая.
— Мон, — произнёс низкий голос Лукаса. Он подошёл, поднял меня и крепко обнял. — Она проснётся. Я не допускаю мысли, что она не проснется, — сказал он, мягко поглаживая мою спину.
Я кивнула, стараясь снова взять себя в руки. Мои глаза болели. Они были слегка синеватыми от количества слёз и эмоционального напряжения, которое я переживала. Кто бы мог подумать, что такое возможно?
— Где Нат? — мягко спросил он, отстраняясь и оценивая меня.
— Тревор привезёт её чуть позже. Он подумал, что мне нужно побыть одной. Я стараюсь, чтобы девочки не видели меня в таком состоянии, — ответила я.
— Горе не стоит прятать.
— Я знаю. Просто… Наташа уже так много пережила, а Лейси и Лекси ходят по дому, как роботы. Тревор каждый день приходит на несколько часов, помогает. Им не нужна ещё и мать, которая всё время плачет.
— Не думаю, что они смотрят на это так, — ответил Лукас. — Эти девочки, возможно, ждут, плакать - это нормально.
Я кивнула, понимая. Я была как разбитая ваза, склеенная или замотанная скотчем. Я могла расколоться в любую минуту. Я глубоко вздохнула.
— Они сказали, что она хорошо восстанавливается? — спросила я, пытаясь сменить тему.
Лукас кивнул, посмотрев на Бекс.
— Просто нужно немного времени, думаю, — сказал он.
— Ну, у неё уже было четыре дня! — игриво ответила я. — Ей пора просыпаться, чёрт возьми! — Я поставила руки на бедра и попыталась изобразить строгое материнское лицо.
Он рассмеялся, услышав это.
— Моника? Лукас?
Мы оба резко обернулись к двери палаты.
— Нан?! Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь?! — воскликнул Лукас. — Как ты сюда добралась?
Она фыркнула с той же величавостью, что и всегда, и умудрилась посмотреть на него свысока, несмотря на то, что была на целую голову ниже.
— Мне уже за 80, Лукас Уэйн Маршалл. Я больше никому не подчиняюсь, — сказала она, медленно подошла к дивану и осторожно села, посмотрев на мою подругу, лежащую на кровати.
Лукас бросил руки вверх и вышел из комнаты, вероятно, чтобы попытаться выяснить, как его бабушка сбежала из дома для престарелых.
Я встретилась с её голубыми глазами через всю комнату.
— Как ты, Ви? — спросила я вежливо.
— Ты называй меня Нан, как и все остальные, Моника, — ответила она. — Я уже много лет не называюсь Вайолет, — хихикнула она. — А как ты, дорогая? — Она жестом пригласила меня подойти. Я села рядом, и она сжала мою руку в своей костлявой, морщинистой руке.
— Всё в порядке, Нан, — прошептала я.
— Нет, не в порядке. Но будет. Я помню, как чувствовала себя разбитой, когда потеряла своего мужа много лет назад. Я была слишком молода в те годы. Ты ещё моложе, чем я тогда. Слишком молода. Я помню, как думала, что должна держаться ради того маленького мальчика, который сейчас стал мужчиной. Моника, это нормально — быть разбитой. Тебе нужно прожить своё горе, — сказала она, похлопывая меня по руке.