5
И правда, безлюдная Голубинка пустынна. Тихо на улице. Лавочки у палисадников пусты. Окна домов распахнуты, а голосов не слышно. Магазин и тот закрыт: с часу до двух перерыв. Спокойные кошки греются на солнышке. Рыжая с белыми пятнами примостилась на пороге магазина. Лежит, глаза от блаженства зажмурила. Две серые — рядком на скамейке. Еще несколько на подоконниках. Собаки уныло бродят по улице — им жарко и не до кошек.
Домов сорок в Голубинке, не больше, но при каждом две-три скворечни. В палисадниках скворечни. На улице скворечни. Между избами на ничейных деревьях скворечни. Какой-то чудак прибил скворечню к шесту телевизионной антенны. И — ничего! Невозмутимый скворец сидит на антенне, как на жердочке, смотрит по сторонам карими глазами и изредка перебирает худыми красными ножками. Такие же скворцы важно восседают и у других скворечен. Черные и сероватые, пятнистые и крапчатые, они словно отдыхают после напряженной первой половины дня. Видно, сейчас скворцов в Голубинке больше, чем людей!
— Спросить бы, да не у кого! — говорит отец, медленно пробираясь через неподсохшие деревенские ухабы и рытвины.
— А вон у них! — посоветовал Гошка, показывая вперед.
Там играли трое ребят и девчонка в сером платьице. Гошка даже обрадовался, завидев их. С утра он катается с папой на машине, и вдруг впервые — ребята! Какие ни на есть незнакомые, а все же ребята. Вдруг они знают? Ребята были слишком маленькие, девчонка — тоже не больше. Но ничего не поделаешь: хоть у них спросить.
Отец притормозил машину и крикнул через окно:
— Николай Петровича не встречали, Острова?
Ребят, видно, больше заинтересовала «Волга», чем вопрос. Пусть она и запыленная с дороги, и грязью забрызганная, все ж блеск хрома и свежей краски сохранился. Мальчишки деловито обошли машину, а девчонка даже потрогала марку на радиаторе.
Гошка был страшно горд и счастлив. Малы ребята, а понимают толк и, наверно, завидуют ему.
— Давай их покатаем? — прошептал Гошка отцу. — А?
— Ты что? Машину мазать! Смотри, какие они! — громко сказал отец. — Так как? — переспросил отец, уже обращаясь к ребятам.
— А у нас пять «Волгов» таких, — сказал один из мальчишек. — Три с оленями, а две без оленей. Теперь без оленей, говорят, все «Волги» выпускают?
— Только они не такие замусоленные, — добавила девчонка.
Гошкино самолюбие было явно уязвлено.
— Поехали, пап! Что у них узнаешь! — недовольно профырчал он.
— Да я не про машину вас спрашиваю, — повысил голос отец, — а про Николай Петровича Острова. Где он может быть? Как думаете?
— Я вчера его видела, дядю Колю, — сказала девчонка. — Может, на ферме он?
— Иль на силосной башне? — неуверенно добавил один из мальчишек.
— Может, в Сергиевку уехал? — неопределенно сказал второй.
— А что ему в Сергиевке быть! — не согласилась девчонка. — На ферме он или за кормами поехал.
И лишь один из мальчишек, самый маленький, промолчал.
— В общем, объяснили! Спасибо! — поблагодарил отец, видно досадуя, что зря потерял время.
Но ребята уже не слышали его. Они отошли к дому, где играли прежде, и опустились на корточки: то ли стали копать что-то в песке, то ли что-то рассматривать.
Машина проехала в конец деревни и свернула на ферму. Ферма — несколько длинных коровников, новых, старых и просто древних, — помещалась на задворках Голубинки. Здесь было довольно много народу. Телятницы и доярки в белых халатах разной свежести, рабочие в телогрейках, несколько мальчишек и девчонок чуть старше Гошки — все занимались какими-то своими делами и вовсе не обращали внимания на подошедшую «Волгу».
Лишь один из мужчин, стоявший возле механической картофелечистки, произнес:
— Начальство, что ль, опять какое?
Гошка с любопытством смотрел на картофелечистку. Мужчина забрасывал в нее картошку ведрами, мелкую, грязную картошку прямо с землей. Машина мыла ее, перегоняла по транспортеру в барабан, и вот уже картошка выскакивала чистая, без кожуры, и ее несли куда-то в коровники, наверное, на корм скотине. «Интересно управлять такой машиной! — подумал Гошка. — Вот бы я маме картошки начистил!»
— Острова тут нет, Николай Петровича? — спросил отец.
— Острова? Да все был здесь, — услышал Гошка чей-то бойкий девчоночий голос. — А сейчас с ребятами навоз повез вон по той дороге. Да вы догоните его. Езжайте!
Поехали по той дороге. Она была подсохшая и сравнительно ровная. Вокруг — поля, пустые, прорезанные прошлогодней вспашкой. Людей здесь нет пока, только грачи и галки, деловитые, прыгающие по комьям земли в поисках корма. Машина шла ровно, и отец прибавил скорость.
— Я есть хочу, — вдруг сказал Гошка.
Ему и в самом деле захотелось есть: то ли утром плохо позавтракал, то ли воздух весенний подействовал.
Отец посмотрел на часы:
— Да, вроде пора. Два часа уже. Возьми пока бутерброд в сумке. Пожуй…
Гошка достал с заднего сиденья авоську и развернул бумагу:
— Я вот этот возьму, с сыром. А ты?
— Бери! Бери! — согласился отец. — Я потом.
Гошка с жадностью впился в бутерброд:
— Вкусно!
Вскоре они нагнали трактор с прицепом. Видно, тот самый, что видели два часа назад в поле по пути в Голубинку. Опять на прицепе на кучах песка, похожего на необработанную соль, сидели девушки. Они подбрасывали в ладонях песок и забавно хихикали, будто кто-то невидимый щекотал их.
«Им хорошо! — почему-то подумал Гошка. — Едут куда-то, песок везут и смеются!»
Трактор с прицепом шел посередине дороги, и объехать его было трудно.
Отец посигналил, заезжая чуть влево, но тракторист, видно, его не услышал.
— Пропустите, красавицы! — крикнул отец. — В песочек играете?
— Это не песочек, дядя, а минеральные удобрения! Знать надо! А еще начальство, ай-ай! Булки-то вон небось едите, а не знаете простых вещей! — засмеялись девушки с нескрываемым ехидством.
Гошка смутился. Даже бутерброд опустил на колени да так и замер с полным ртом. «Проехать бы скорее!»
— Гриш, а Гриш! Пропусти-ка дядю с дитем! — крикнула одна из девушек куда-то вперед — видно, трактористу.
Тракторист, наверно, понял не сразу, о чем речь.
— Да вправо подай! Вправо! Машина тут обгоняет! — пояснила девушка.
Наконец трактор резко крутанул вправо и двинул прицеп на обочину.
— Привет нижайший! — театрально поклонился молодой тракторист, махнув кепкой, когда они проехали мимо.
— Бедовые девчата! — произнес отец. — Таким пальца в рот не клади! Да ты ешь, ешь, — добавил он, заметив, что Гошка все еще держит бутерброд на коленях.
Вдали, где дорога круто сворачивала влево, показался обоз. Телег шесть — восемь.
— Видно, они! Прибавим газку! — весело сказал отец.
— Пап, а почему они нас начальством обозвали? — спросил Гошка, дожевывая бутерброд. — И там, на ферме, тоже?
— Деревня! — весело сказал отец. — Для них что ни машина — начальство!
— А «Волги» у них тоже есть, — вспомнил Гошка. — Ребята там говорили, помнишь?
Отец промолчал, и Гошка тоже не стал больше спрашивать.
Через несколько минут они нагнали последнюю подводу с навозом. На ней сидел мальчишка лет тринадцати-четырнадцати с растрепанными русыми волосами и веснушками на лице.
— Николай Петрович не с вами? — спросил отец.
— На первой подводе он, — сказал мальчишка, показывая вперед.
— А ну, посторонись!
Мальчишка дернул лошадь за поводья, и она нехотя свернула в сторону.
Так, сигналя и выкрикивая «посторонись!», они объехали несколько подвод, пока не нагнали первую. На ней и верно рядом с возницей-мальчишкой сидел Николай Петрович Остров.
Увидев отца, он сказал вознице: «Подожди!» — и соскочил с телеги:
— Здравствуй, Василь Василич! Какими судьбами?
— Да вот ищем тебя всюду, — сказал отец. — Приехал, как и обещал, чтоб договориться…