В последний вечер моего нахождения в Паланге мы с Родионом устраиваем торжественный ужин в старинном литовском ресторане. Мы приглашаем на наш банкет всех, кто терпеливо и старательно излечивал мою травму. И врачей, и сестер. Я очень хочу назвать сейчас несколько имен моих избавителей, хотя следовало бы, обязательно следовало бы перечислить их всех. Ну хоть нескольких (длинные перечни в книгах всегда утомительны). Директор клиники — сосредоточенный, обстоятельный Виргиниус Бискис. Заботливый, беспокойный врач Ромуальдас Микелскас. Моя дорогая, душевнейшая Даля Бумблауските, занимавшаяся моим коленом каждый, каждый день, ни выходных, ни праздников для нее не существовало…
Читатель, не подумай, что я была исключением, заезжей звездой, залетной важной птицей. Конечно, какая-то часть душевного тепла была адресована персонально мне. Но я убежденно свидетельствую — времени для наблюдений было предостаточно, — то, что в русском языке именуется черствостью, бесчувственностью, наплевательством, в паланговской клинике реабилитации отсутствует. Была я не раз свидетельницей ненаигранной помощи в человеческом горе самым что ни на есть простым людям. В том числе и балетным литовским танцорам, долечивавшим в Паланге свои переломы да порывы.
На моем юбилейном вечере в Москве мои немецкие профессора Альбрехт Шиллинг и Рудольф Энглерт встретились воочию с профессором Нарунасом Порваняцкасом. О чем они толковали между собой в фойе Кремлевского дворца съездов в антракте вечера, о чем дискутировали на ночном банкете в верхнем зале Государственного Кремлевского дворца, я не знаю. Знаю только, что Шиллинг сказал Щедрину:
— С выбором хирурга для Майиного колена вы не ошиблись. Это образованнейший и всесторонне информированный специалист. А уж как он сделал операцию, я увидел сегодня вечером. Майя так двигалась, танцевала, что какая нога у нее была порвана, я не усмотрел. Так какая же?..
А Руди Энглерт никак не мог обнаружить у меня на левом колене операционный шов. Как ни усердствовал.
Ехала я в Палангу снежным январским днем. Автомобилем. Лежа на заднем сиденье (влезть в машину помогала Наташа своей спортивной силой). У придорожной корчмы мы остановились на перекус. Брела я к дверям закусочной на костылях, черепашьим шагом. Когда уходили, сидящие в зале с сочувствием смотрели мне вслед…
Путь обратный из Паланги пришелся на солнечные весенние дни начала марта. Я сижу на переднем сиденье рядом с Родионом. Он ведет машину.
— Давай остановимся у той корчмы. Ты помнишь? Там вкусно нас покормили…
Мы заворачиваем на знакомый паркинг. Теперь я энергичным шагом самостоятельно вхожу в зал посетителей. Хозяин милого питательного учреждения, который и в прошлый раз подавал нам заказанные блюда сам, узнает меня.
— Пони Плисеска, вы выглядите чудесно. Я вижу, что в Паланге вас здорово починили…
Глава пятая
«Незаконнорожденная дочь»
В один прекрасный январский день 1999 года, как принято писать в старинных сказках, мне позвонил в Мюнхен журналист Николай Ефимович. Несколько раз он удачно сделал со мной интервью для московской газеты «Комсомольская правда». Интервью получались всегда толковые, профессиональные и доброжелательные. Мы сдружились.
— Майя Михайловна, вы сегодняшний «Московский комсомолец», случайно, не видели?
— Где ж я тут в Мюнхене увижу? Разве что на вокзал съездить? Но там всегда на день-два с опозданием А что там, Коля, интересного?..
— Не падайте в обморок, Майя Михайловна. Они сообщают на первой полосе с жирным заголовком, что у вас есть тайная дочь.
— Тайный сын у меня уже был. Он даже нанес мне визит на Тверской. Это был пожилой провинциал. Сверив даты наших годов рождения, визитер покорно согласился, что что-то поднапутал. Я произвела его на свет в одиннадцатилетнем возрасте…
— И вы с таким нежданным сыном миролюбиво поговорили?
— Вид у него был такой жалкий и обтрепанный, что грубить не захотелось. К тому ж он очень тужил, что в дороге — а ехал он ко мне в материнские объятия несколько суток — у него украли шапку. Дело было зимой, и мы с Родионом отдали «сынишке» теплую щедринскую ушанку. И очень миролюбиво распрощались. Больше желания свидеться с «мамочкой» у него не возникало. А что же теперь за дочь у меня объявилась?..
Коля с шутливого тона перешел на сердитую интонацию:
— Дочь ваша, как выяснилось, проживает в Израиле, и фамилия ее Глаговская, и учится там балету. «Московский комсомолец» поместил рядом с сенсационной статьей фотографии матери и дочки. Но схожести, как мне показалось, маловато. Хотите, я ее отфаксую?