О, что может быть слаще и привольнее ходьбы босиком…
Меня торопят. Все приглашенные на прием уже в сборе. Надо отправляться в лифте на шестой этаж. В банкетный зал Кремля. Могла ли я о таком подумать даже пятнадцать, десять лет назад?
На ходу в лифте вновь обуваюсь в свои серебряные палочки-выручалочки. Ноги чуть отдохнули и не оказывают туфлям болевого сопротивления.
…Множество дорогих мне лиц. Верные коллеги мои. Спасители-врачи. Друзья и давние болельщики. Иностранные гости, с которыми соединяла меня моя балетная судьба. Организаторы всего моего юбилейного марафона. Журналисты. Среди них Наташа Шадрина, сотворившая прекрасный буклет к фестивалю. Целая энциклопедия. Осунувшийся от волнения Щедрин.
К одной из первых направляюсь к Ирине Винер. Известной в прошлом спортсменке. А ныне знаменитому тренеру по художественной гимнастике. Это ее супруг Алишер Усманов стал генеральным спонсором сегодняшнего моего торжества. Искреннее мое ему спасибо.
И спасибо всем, кто танцевал и был сегодня на сцене, за кулисами, играл в оркестре, встречал и обустраивал гостей, хлопотал с автотранспортом, издавал роскошный буклет, афиши, программы, репетировал, одевал, гримировал, причесывал, светил, угощал, нервничал, тревожился, болел за меня.
Моему родному театру за все спасибо.
Всем, всем спасибо, кто помог задумать и осуществить мой сегодняшний беспримерный, грандиозный праздник…
Глава тринадцатая
Как я погубила Сталина и о чем хочу рассказать
Вчера, точно за день до своего дня рождения (завтра мой спидометр отобьет цифру 81), я давала мастер-класс в Мюнхенской опере. Ровно через год после моего юбилейного Гала, о котором рассказала в предыдущей главе.
Центром вечера стали вопросы ко мне. Три мюнхенские балерины станцевали главные эпизоды из партии Одилии. И разговор шел о черном лебеде или о коварной притворщице дочери злого волшебника Ротбарта. Так кто же она? Лебедь или дьяволица?
Я изложила многочисленной аудитории ту информацию, которой владела. Сказала, что еще в 1920 году главную партию в «Лебедином озере» делили между собой две примадонны. Знала я это от двух балерин, танцевавших их. Из первых уст.
Одетту — Елена Михайловна Ильющенко. Одилию — Мария Романовна Рейзен. И лишь позже обе роли стала исполнять одна танцовщица. И в каждой программке тех лет напротив имени балерины обозначалось: Одетта — королева лебедей, Одилия — дочь злого гения. «Открытие», что Одилия — черный лебедь, пришло к нам с Запада, от французов. Когда в Москве состоялись их первые гастроли.
И вот вопрос ко мне. С легким юмором:
— Вы танцевали дьяволицу. Околдовали принца. А был ли кто заколдован вами в зрительном зале?..
И я рассказываю историю, которая стала мне известна совсем недавно.
Когда в 2004 году на прилавках магазинов появилась книга братьев Медведевых «Неизвестный Сталин», основанная на новых архивных документах, рассекреченных через пятьдесят лет после смерти тирана, — несколько человек стали допытываться у меня, верно ли, что накануне своего смертельного инсульта Сталин видел меня в «Лебедином». И, ссылаясь на Медведевых, называли точную дату — 27 февраля 1953 года.
Всем им я отвечала отрицательно.
Уверенность в моем ответе основывалась на нашем театральном опыте. Каждый приход Сталина в Большой театр сопровождался резчайшим усилением охранных процедур. У всякой двери, в кулисах, у лифта, в репетиционных залах появлялись соглядатаи с тупыми, но внимательными лицами. Да и полпартера наводняли почитатели музыкальных представлений в штатском. Участникам вечернего спектакля вручались одноразовые спецпропуска с датой.
На спектакли Большого театра Сталин хаживал не раз. И всем в театре о том тотчас же становилось известно. Наш вождь, как мы все знали, особую склонность питал к жанру оперы. Я участвовала в двух головановских оперных постановках, которые лицезрел Сталин. Персидка в «Хованщине» и Рыба-игла в «Садко».
Партию Рыбы-иглы создавал Лавровский. И лейтдвижением моего танца (помимо, естественно, широких прыжков) был многократный резкий жест указательным пальцем правой руки, олицетворявший острую иглу морского чудища.
Таких жестов в моем танце было множество.
Первый же резкий, словно выстрел, «выпад» Лавровский срежиссировал в правом горизонтальном направлении. И когда я на премьере после первого широкого жете встаю на арабеск и следующим движением должна выстрелить всем телом в поставленном Лавровским направлении, то вдруг в моем мозгу молнией проносится леденящая спину мысль. Ведь «мой выстрел» приходится точно в правительственную ложу, в глубине которой застыли рыжие усы Сталина.