Александр Житинский: Социальный прогресс есть прямое следствие научно-технического. Только опять же, прогресс ли это? Происходит смена формаций. В эпоху феодализма воевали больше, а убивали меньше. Сейчас за день можно убить столько народу, сколько погибало в войнах за весь двенадцатый век.
Андрей Измайлов: Ни в малейшей! Всё, конечно, познаётся в сравнении. Шведский социализм — советский социализм. Почувствуйте разницу. Демократия Перикла — суверенная демократия Суркова. Снова почувствуйте разницу. А технический прогресс — он и в Африке технический прогресс. То-то у них там, в обществе «социалка» на подъёме, и заметно улучшились взаимоотношения! Перманентная войнушка друг с дружкой, только не копьями, а пулемётами.
Андрей Лазарчук: Опять же — безусловно. Но все тот же НТП, решая текущие проблемы, порождает новые. Вероятно, этот процесс бесконечен или, по крайней мере, открыт.
Святослав Логинов: А вот социальный прогресс связан с научно-техническим напрямую. Достаточно было перейти от мотыжного земледелия к плугу — и рабовладение стало невыгодным, оно исчезло, заменившись крепостничеством. Социальный прогресс налицо… а вот духовно крепостник от рабовладельца если и отличается, то в дурную сторону. И всё же, гуманизм возник в ту пору, когда в большинстве стран Европы процветало крепостничество.
Евгений Лукин: Словари советских времён утверждают, что социальный прогресс — это «степень освобождения общества из-под гнёта стихийных общественных сил». Нынешние словари от внятных утверждений мудро воздерживаются. Ладно, будем считать, что, насколько удалось уберечь общество от самого себя, настолько оно и прогрессивно. В моём примитивном понимании, социальный прогресс заключается в уменьшении числа убийств и предательств на душу населения. Пока оно увеличивается, говорить о прогрессе нет повода.
Сергей Лукьяненко: Опять же — может и в целом улучшает. Если сравнить ценность человеческой жизни, уважение к личности сто лет назад и сейчас — то социальный прогресс несомненен. Но это все «средняя температура по больнице». Надеяться, что электрификация (компьютеризация, интернетизация) всей страны приведет к немедленному улучшению человеческих отношений, — наивно. Мне кажется, никто так уже и не считает.
Сергей Переслегин: Вообще говоря, два пространства — физическое и информационное — объединяются через фигуру носителя разума, представляющего собой одновременно и физическое тело, и информационный объект. Тем самым возникает третье — социальное пространство, и мы должны переопределить технологию, потребовав, чтобы она «сшивала» все три пространства. Тогда мы сможем определить «социальный прогресс» через проекцию технологических прогрессов на социальное пространство. Но все это — 3-диалектика (триалектика), в которой сам черт ногу сломит, и еще нет ни одной вполне законченной модели.
В классической теории социальный прогресс есть развитие социосистемы, проявляющееся в последовательной смене фаз развития. Фаза развития определяет, в частности, взаимное позиционирование и способ взаимодействия социосистемы и объемлющей экосистемы. Фазы развития отличаются характерными скоростями перемещения, характерными используемыми энергиями, характерными информационными проявлениями.
Понятно, что переход от фазы к фазе подразумевает колоссальный научно-технический прогресс. Но во всех случаях, когда он не связан с соответствующим гуманитарным прогрессом, технический прогресс стимулирует не фазовый переход, но фазовую катастрофу.