— Поезд там ходит, — таинственно сказала Аксюша и снова оглянулась.
— Что ты говоришь! Как может там ходить поезд — насыпь ведь полуразрушена, рельсы заросли.
— Ходит, ходит, — упрямо настаивала на своем девочка.
— Аксюша, — позвал кто-то из сада. Девочка скрылась. Но слова ее еще больше разожгли мое любопытство.
Под вечер я встретился со своим хозяином в саду. Он внимательно рассматривал две доски, державшиеся в заборе не крепко.
— Скажите, Семен Антипыч, — начал я, — что же это за дорога, которую строили и не достроили? А?
— Строили там дорогу… лет так тридцать тому назад… — неохотно начал он. И замолчал, словно не хотелось ему говорить дальше.
— И не достроили? — спросил я.
— Достроили… — вырвалось у него. — А лучше бы и не начинали…
Он сплюнул в сторону.
— Говорили им старики: нельзя там строить… А вот не захотели послушаться: знамо — господа-то всегда лучше знают…
И опять разговор наш был прерван приходом Антипа.
— Отец, — сказал он, — батюшке лошадей дадим, что ли?
— А то нет? Не идти же обратно пешком на ночь глядя.
— Пойду запрягу… Он к нам сейчас придет. Матка уже самовар ставит.
Я уже раньше слышал, что отец Александр пользуется большой популярностью среди крестьян, но сам его ни разу еще не видел.
— А что, померла Аксинья? — спросил Седов.
— Да нет еще. И смерть не берет ее — отозвался, уходя, Антип, — третью неделю все помереть не может..
Батюшка подходил уже к калитке. Его встретили с большим почетом. Но рассмотрел я его, как следует, уже после, когда сели пить чай.
Я представлял себе сельского батюшку совсем иначе. Отец Александр был еще очень молод. Вряд ли ему было лет сорок. Во всей фигуре его было что-то слегка смущенное, почти юношеское. Он смотрел вокруг большими доверчивыми глазами и от этого казался моложе своих лет. Я поспешил ему представиться.
— Хороший вечер, — сказал он, — я шел сюда с удовольствием.
— Неужели пешком, батюшка? Ведь вы же устали за день. Служба в церкви… Разве некому было вас подвезти?
— Не хотели, — как-то виновато вздохнул батюшка, и сейчас же словно пожалел о сказанном.
— Не хотели, потому что Аксинья звала, — мрачно сказал Антип, — иначе каждый бы подвез.
— А если бы умерла без причастия? — спросил батюшка.
— А, ее и могила не берет! — грубо бросил Антип.
— Что это за Аксинья такая, которую знают даже на селе? — спросил я.
— Колдунья! — бросил хозяин.
— Нельзя так, — батюшка как-то сразу преобразился; с лица его слетело выражение застенчивости и нерешительности. Наверное, так он говорит и в церкви. — Как можно так… если у нее и были какие грехи, то теперь она исповедалась и причастилась, и спокойно ждет своей смерти, как истая христианка… Дай Бог всякому умирать столь готовым… Да и что дурного вы знаете про Аксинью? Только этот случай с железкой дорогой… Да ведь это было так давно. Да и вообще…
Я насторожился. С железной дорогой? Идет речь о той, которую я видел сегодня в лесу или о чем ни будь другом?
Чаепитие было окончено. Мать унесла самовар. Аксюша пошла помогать ей мыть посуду. Антип пошел к лошадям. Седов тоже зачем-то вышел из комнаты. Мы остались с батюшкой одни. Я тотчас же использовал минуту.
— Батюшка, может быть, вы разрешите мое недоумение — какая там насыпь в лесу?
Батюшка внимательно посмотрел на меня.
— Так вы еще ничего не знаете? Вы сколько времени живете здесь?
— Почти три недели.
— И Аксинью не видали?
— Даже слышу о ней сегодня в первый раз.
— Ну, да впрочем, она лежит уже почти месяц… Так вы хотите знать о дороге? Ну вот… Ее начали строить тридцать пять лет тому назад — в год, когда я родился — батюшка опять почему то смутился. — Оно, конечно, «не судите да не судимы будете»… А как же не осудить? Вы видели то наше болото вблизи, нет? Ну, так надо сказать вам, что по нему вообще нет пути, разве что в очень жаркое лето, когда засуха… Да и то может пройти только тот, кто хорошо знает. Когда начинали строить железную дорогу, говорили старики, предупреждали. Да не послушались господа строители… Оно и правда, перед тем два года засуха была, болото подсохло… Да ведь разве по-настоящему? Я видел, как теперь осушают болота: отводят воду в глубокие каналы, строят там дамбы разные… А там все как-нибудь делалось: насыплют песка, построят насыпь, просочится в нее вода, она осядет… Опять подсыплют… и так до бесконечности… А старики головой качают… А пуще всех Аксинья…
— Это та, которую называли сейчас колдуньей?
— Ужасная темнота, — вздохнул батюшка, — ужасная… Какая она колдунья — просто несчастный человек… Очень несчастный…