Но волны были так высоки, так сбивали с ног, что я не был в состоянии добраться до палубы. А если даже и доберусь — как попаду в каюту, когда внутри вода? Волны толкали меня прочь, волны гнали меня от мертвого судна…
Не пускали меня на «Амур»!
Следующее лето я не жил в В. В апреле я тяжело заболел, два месяца пролежал в больнице, а потом доктора послали меня еще в санаторию. Но как же мог я хоть один год не побывать в В.? Ну, хоть бы несколько недель! Я поехал туда в конце сентября.
Я давно не был в лесу. То, что было около санатории, с трудом можно было назвать лесом. Да там мне и не разрешали много гулять. Поэтому, отправляясь в В., я вылез одной остановкой раньше и пошел дальше пешком. С версту через деревню, потом мимо кладбища, потом — лес. И дальше вся дорога лесом…
Живописное кладбище, расположенное на горе. С него — чудесный вид: на реку, на море. Здесь спят вечным сном старые моряки, проведшие остаток дней своих на суше. Из последнего дома их видно море… Многие, многие моряки родом из этой деревни.
Весной превращается кладбище в рощу цветущей сирени. Летом утопает в цветах. Одна могилка спорит с другой красотой своего убранства.
Давно не был я здесь. Зашел пройтись по тихим дорожкам, посидеть на скамеечке — отвык ходить после тяжелой болезни. Красиво здесь даже в сентябре; на всех могилках — астры и настурции, всех цветов: желтые, алые, красные, вишневого цвета. И среди этих украшенных могил, ближе к забору — одна… Ни цветочка, ни венка. Только один — на простом деревянном кресте — дешевый, засохший… А могилка — совсем свежая… Видно, что похоронили недавно. Я подошел ближе к простому, некрашеному кресту. Кто покоится здесь, забытый всеми?
Капитан шхуны «Амур»
Александр Браун.
Род. 5 мая 1897, сконч. 8 октября 1930 г.
Я остановился, пораженный.
Когда же и кто его похоронил? Почему никто мне не говорил об этом? И похоронен-то он как — у самой ограды, как в прежнее время хоронили самоубийц! Я долго смотрел на заброшенную могилу, потом сотворил молитву и пошел задумчиво дальше.
Дня через два, уже в В., я зашел к своему приятелю, полицейскому, и завел разговор про капитана Брауна.
— Это такая история, — сказал он, и я заметил, что разговор был ему не особенно приятен. — С месяц назад, а может быть, меньше — недели три — приехали сюда два моряка. Они справлялись, как и где погиб «Амур» и захотели его осмотреть, выяснить, нельзя ли еще что-нибудь спасти.
— Мы — товарищи покойного Брауна, — сказали они, — вместе с ним учились, встречались и потом. Хочется посмотреть, нельзя ли еще что-нибудь сделать с судном.
Четыре года никто не справлялся о нем, никто не интересовался… А судно портилось и портилось… Если нельзя ничего спасти — пусть возьмут хоть на дрова. Я позволил им осмотреть. Было воскресенье. Я был свободен. Погода прекрасная, совсем не осенняя. Я пошел с ними. Несколько дней дул сильный юго-восточный ветер. Море отошло. «Амур» стоял почти на суше. Они поднялись на палубу, тщательно осмотрели все, потом вошли и в каюту. Вход в нее был открыт — видно, дверь выломана давно. В глубине каюты была еще еле заметная дверь, засыпанная песком — очевидно, когда «Амур» бывал покрыт водою.
— Войдем и туда — смотреть, так смотреть.
Дверь была заперта, но была так ветха, что поддалась их усилиям. Они вошли. А когда вышли — один из них был страшно бледен, другой — серьезен.
— Войдите сюда, — сказал серьезный, а бледный прибавил:
— Как хорошо, что полиция с нами!
В каюте лежал труп — вернее — скелет в отрепьях… Если можно было еще сомневаться, что это — капитан, то обыск в карманах полуистлевшей одежды уничтожил последние сомнения. В кармане был паспорт и записки. Он покончил самоубийством.
— Но скажите, как же труп пролежал там целых четыре года? Неужели, когда море выбросило этот врак, не посмотрели, не осталось ли еще кого-нибудь на судне?
— Конечно, смотрели… Каюта не имела дверей, а что там, в глубине, еще каюта, мы даже не предполагали! Думали, так, какое-нибудь помещение, где хранят паруса или тросы… или просто кладовая… Дверца была заперта… Какое мы имели право ломать ее? Как могли мы предполагать…
Он запер каюту и покончил с собой. Как — этого, конечно, теперь установить уже было невозможно… Так и пролежал бедный капитан Браун в каюте четыре года без христианского погребения…
Полицейский замолчал.
— Ну, скажите, а на кладбище его похоронили как следует? Отпевали, то есть?