Заходя, он всегда надеялся, что старухи не окажется, и обычно так и случалось, но сегодня ему не везло. В своем обычном длинном кардигане и юбке она стояла у огромного стола, который, наверное, весил тонну, держа в руках цветную рекламку тибетского ресторана. Увидев его, она произнесла:
— Добрый день, мистер Селлини.
Она растягивала слова на великосветский манер и вкладывала в них, как показалось Миксу, изрядную долю презрения.
Если он не мог избежать беседы с Гвендолин Чосер, то изо всех сил старался произвести на нее впечатление. Впрочем, ему ни разу это не удавалось.
— Ни за что не догадаетесь, где я был, — сказал он.
— Конечно, нет, — отозвалась она, — даже пытаться не буду.
Ехидная старая перечница.
— В Риллингтон-плейс, — сказал он, — или, можно сказать, там, где она раньше была. Хотелось посмотреть, где Кристи сжег тех женщин, но от дома не осталось и следа.
Старуха положила на стол рекламку, которая, без сомнения, пролежит там много месяцев. А потом она удивила его.
— Я была там однажды, в молодости.
— Да? А зачем?
Он понимал, что она не расскажет. И не ошибся.
— По своим причинам. Вообще я пробыла в доме не больше получаса. Он был неприятным человеком.
Микс не смог удержать восторга.
— Какое впечатление он произвел на вас? Вы чувствовали, что находитесь рядом с убийцей? А его жена тоже там была?
Старуха холодно рассмеялась.
— Ради бога, мистер Селлини, мне некогда отвечать на ваши вопросы. У меня дела.
Какие еще дела? Старая ведьма практически ничем не занимается, только читает, насколько ему известно. Прочитала, наверное, тысячи книг. Микс был разочарован. Она подразнила его, но толком не ответила. Наверняка знала о Реджи очень много, но была слишком замкнута, чтобы говорить об этом.
Микс начал подниматься по лестнице. Он ненавидел ее всей душой, хотя она не была ни узкой, ни шаткой, ни крутой. Ступенек было пятьдесят две, и хуже всего, что они делились на три пролета: двадцать две в первом пролете, семнадцать во втором и тринадцать в последнем. Цифра «тринадцать» расстраивала Микса больше, чем неприятные сюрпризы и грубая старуха. К счастью, номер дома был пятьдесят четыре.
Однажды, когда старой Чосер не было, Микс сосчитал спальни, кроме своей собственной, и обнаружил, что их девять. Некоторые обставлены, если это можно назвать мебелью, некоторые пустые. Весь дом был грязным. Хотя старуха иногда бродила с тряпкой, Микс понимал, что генеральную уборку не делали годы, а то и десятилетия. Деревянные картины с вырезанными щитами, шлемами, мечами, лицами и цветами, листьями, венками и лентами тонули под толстым слоем пыли. Перила и карнизы, как и картины на стенах, затянуты паутиной. Старуха Чосер жила в этом доме всю свою жизнь. Сначала с родителями, потом только с отцом, а еще позже — одна. Микс больше ничего о ней не знал.
Он даже не знал, почему она превратила три верхние комнаты в квартиру.
После первого пролета лестница сузилась, а на самом верху ступени были выложены плиткой, а не устланы ковром. Микс никогда раньше не видел лестницу из черной блестящей плитки. Какие бы ботинки он ни надевал, каблуки жутко стучали или клацали, и молодой человек считал, что старуха нарочно сделала ступени такими, чтобы точно знать, когда ее квартирант приходит и уходит. Он уже даже привык снимать туфли и передвигаться в носках. Это совершенно не значило, что он занимался чем-то из ряда вон выходящим, просто не хотелось, чтобы старуха лезла в его дела.
Пол лестничной площадки пестрел разноцветными пятнами — через витражное окно пробивался свет. Витраж являл собой изображение девочки, заглядывающей в горшок с каким-то растением. Когда старая Чосер впервые привела его сюда, она назвала это окно «окном Изабеллы», а картину — «Изабелла и горшок с базиликом». Впрочем, для Микса это ничего не значило. Насколько он знал, базилик можно купить в «Теско», а девочка казалась больной из-за белого лица. И Микса не порадовало, что придется каждый раз созерцать этот витраж.
Микс называл свое жилище «квартирой», но старая Чосер говорила, что это «комнаты». По мнению Микса, старуха жила прошлым. Только в отличие от большинства стариков она отстала от жизни не на тридцать-сорок лет, а на целые сотни.
Микс сам отремонтировал свою кухню и вместе с Эдом и его друзьями установил ванну. Он заплатил за все сам, поэтому мисс Чосер не на что жаловаться. Наоборот, она должна была остаться довольной, ведь все это оставалось и для следующих квартирантов, когда он станет знаменитым и переедет в другое место. Однако проблема была в том, что старуха вообще не видела смысла в ванной. Она сказала, что в дни ее молодости в спальне имелся ночной горшок и умывальник, а служанка приносила горячую воду.