Возвращается модистка, и снова начинается примерка.
Я выбираю черную ткань, самую темную из имеющихся у нее, хотя она и предупреждает, что этот цвет будет бледнить меня. Пока она хлопочет вокруг меня, подкалывая там и закалывая здесь, поток советов не иссякает.
Я должна всегда накладывать солнцезащитный крем, говорит она, и использовать бальзам для губ с ультрафиолетовым фильтром. Если я надеваю украшения, то они должны подчеркивать мои самые привлекательные черты. Золото мне идет, а серебро нет. Если мне трудно засыпать, я должна целую минуту часто моргать, чтобы утомить себя, и только потом ложиться в кровать. То, что я ношу, теряет свое значение, если у меня немытое тело и нечищеные зубы. Я должна всегда, без исключения, говорить «спасибо» и «пожалуйста». Если я попаду в отбойное течение, то должна плыть параллельно берегу, чтобы выбраться из него.
Я пытаюсь все это запомнить, но получается плохо. Слишком всего много. Я стараюсь следить за ней в зеркале. Ее волосы собраны, и я не могу понять, какой они длины. У нее на лице есть морщины, но в ее руках, которые в сложном рисунке движутся вокруг моего тела, чувствуется твердость и сила. Она может быть любого возраста в диапазоне между двадцатью семью и сорока пятью.
Чтобы не смотреть на нее или на картину позади меня, я смотрю на себя.
Я начинаю медленно обретать четкие формы. Мои руки и ноги – четыре выделяющиеся темные линии. У туфель блестящий маленький каблучок. Плечи прямые, и над ними пропорциональный овал лица. Когда женщина наконец отходит, единственным намеком на хаос остаются волосы, ниспадающие на плечи.
– Вам нужно собрать их сзади, – говорит она мне. – Чтобы не мешались.
До настоящего момента я была безвольной и послушной ее командам. Однако сейчас качаю головой.
– Нет, – говорю я. – Мне нравится так.
– Они сразу поймут, кто вы такая, – предупреждает меня она и впервые за все время улыбается.
В восторге от этого знака одобрения, я рассказываю ей обо всем, что со мной случилось. Во всяком случае, собираюсь рассказать. Но вместо этого увязаю в своем раздражении на машину.
– Это несправедливо, – жалуюсь я. – Зачем давать мне руль, который не влияет на управление? Просто куча хлама. – Она молчит, и через секунду я повторяю уже значительно тише: – Куча хлама.
Не знаю, что я ожидаю от нее услышать. Я хочу, чтобы она об этом задумалась. Я хочу, чтобы она сказала нечто такое, что поможет мне понять, почему это меня так сильно расстраивает. Возможно, я хочу, чтобы она рассказала мне, как устранить эту особенность машины.
– Вы не должны быть грубы с неодушевленными предметами, – говорит женщина с невероятной серьезностью. – Это обнажает ваше отношение к тем, кого вы считаете недочеловеками. Если вы грубы с компьютером, то будете грубы с животным. А отсюда всего один маленький шаг до грубости с ребенком или с официантом в ресторане.
Я жду, надеясь, что она продолжит, однако она не продолжает. А я жду. И тут жужжит вызывная панель.
Моя вторая цель прибыла за платьем. Я сразу все вспоминаю, в том числе и то, почему я оказалась в этой комнате.
– Я должна уйти. А вам нужно делать свою работу, – говорит женщина и отходит от меня. Мне кажется, что она сейчас исчезнет в картине, и меня охватывает паника. Я поворачиваюсь и хватаю ее за руку.
– Подождите, – говорю я и слышу, как дрожит мой голос. – Прошу вас, скажите, как мне это сделать?
Ее лицо – долина, укутанная странными туманами, однако я замечаю, что ее помада слегка растеклась и собралась в уголке рта.
– По-доброму, – говорит она. – Вы должны постараться все сделать с добрым сердцем. Если вы вообще обязаны это делать.
– Обязана, – говорю я. Вызывная панель опять жужжит, но мы не двигаемся с места.
– Было приятно познакомиться с вами, Лалабелль, – говорит она и уверенным жестом убирает мою руку со своей руки. – Я буду думать о вас.
Впервые кто-то назвал меня по имени, и почему-то это кажется мне неправильным. Как будто я не должна откликаться на это имя. Однако другого имени у меня нет.
Вызывная панель жужжит.
Женщина подходит к тонкой металлической панели на стене.
– Входите, – говорит она в микрофон и нажимает кнопку.
Я в своем черном костюме беспомощно смотрю на нее.
– Меня зовут Мари, – говорит она. – Вам следует спрашивать у людей, как их зовут. Это важно.
С этими словами она выходит в дверь, которую я раньше не заметила. Мне хочется окликнуть ее, спросить, Мари – это имя или фамилия. Но поздно. Позади меня слышится безрадостное покашливание.