Однако чувство к простоватому, сильному мужчине, на висках которого уж пробивалась седина, вероятно, все ж имелось и становилось с каждым днем очевидней. То ли Виктория устала от общества инфантильного, изнеженного офисной стерильностью мужа; то ли до боли ощущала нехватку чего-то важного в жизни. И этим важным внезапно повеяло от нового знакомства…
Всеволод не ведал причин, побуждавших девушку мчаться к нему на свидания, или звонить в штаб бригады – разыскивать, подчиняясь простому желанию услышать его голос. Удивленно улыбаясь радостному осознанию, что стал вдруг кому-то необходим, он и сам с радостью приходил к ней в кабинет, ехал в центр небольшого городка на свидание, или готов был болтать с ней о чем угодно по телефону в любое время суток.
Постепенно и его симпатия переросла в глубокое, изумляющее новизной чувство. Он мог поклясться, что такого ощущения не испытывал даже к бывшей жене – ни до того как они стали супругами, ни после. Видать, дорос до настоящей любви лишь к своим сорока…
Потом случилась легкая заминка с мужем Вики. Банкир очнулся, занервничал, внезапно догадавшись: сероглазая куколка, всегда удобно пребывавшая под боком, неизменно встречавшая вечерами и кормившая вкусными ужинами, ускользает, перестает быть его собственностью.
В тот день Барклай прогуливался с ненаглядной Викторией, бережно держа ее под руку, слушая беспечное щебетание… Внезапно четверо молодцов, выскочив из тормознувшей рядом иномарки, окружили; с недобрыми взглядами подошли вплотную; оттеснили, перепугано умолкшую девушку.
Спецназовец ухмыльнулся и, долго не раздумывая, двинулся на парней – плевать ему было, кто они такие, по чьей наводке появились, чего хотят. Не дожидаясь объяснений, он сходу уложил правой «пивной кружкой» ближайшего; с разворота опрокинул жутким ударом ноги второго… Двое других отпрыгнули в разные стороны; тот что был заводилой, недоуменно крикнул:
– Ты с южного гарнизона, что ли, мужик?! Спецназ?..
Мужик молча направился к вопрошавшему…
– Все-все!! Вопросов больше нет! – выставил вперед ладони молодой бандит. – Это ошибка!.. Слышь – ошибка!!
Главарь быстро помог встать на ноги мычащему и зажимавшему окровавленный рот ладонями товарищу.
– Давид мог бы предупредить, мля… козлина… – корчась от боли, ворчал усаживаясь в машину тот, что получил смачный пинок в печень.
Через несколько секунд иномарка умчалась в неизвестном направлении. Всеволод вернулся к девушке, сызнова взял ее под руку. А она дрожащими губами пробормотала:
– Они упомянули моего мужа. Мужа зовут Давид… Это его рук дело!..
– Что это меняет?.. – пожал он плечами.
Но он оказался не прав – почему-то упрямо сбивала с толку уверенность: Виктория никогда не решиться расстаться с роскошным и уютным банкирским гнездышком. Однако то событие круто изменило ее отношение к супругу – спустя две недели, собрав самые необходимые вещи, она от него ушла…
Ми-8 летел на предельно-малой высоте, плавно огибая возвышенности. Под голубым брюхом винтокрылой машины стремительно проносились пролески, густые кедрачи и голые серовато-коричневые склоны. До точки десантирования группы спецназа, что располагалась в пяти километрах от Российско-Грузинской границы, предстояло лететь еще две-три минуты, когда из лесистого ущелья бесшумно вылетело узкое длинное тело ракеты ПЗРК. Оставляя дымный след над высокими кронами, ракета быстро набирала скорость и нагоняла уходивший за отлогий край ущелья вертолет.
Жесткий хлопок по левому борту резко дернул машину вправо и спокойная обстановка в кабине экипажа мгновенно сменилась слаженной авральной работой – пилоты инстинктивно давили ручку в противоположную сторону, пытаясь выровнять «восьмерку». Опытный бортач вскочил со своего места и, простирая руки под потолок, где мигали красные сигнальные лампы, колдовал с тумблерами и кнопками. Тем временем в наушниках все тот же бесстрастный женский голос речевого информатора монотонно вещал о «пожаре в левом двигателе».
Борьба экипажа за жизни пассажиров, за свои жизни, за спасение дорогостоящего летательного аппарата длилась недолго – запаса высоты практически не было. Вертолет терял скорость, продолжал заваливаться на правый бок, задирая при этом к ясному небу сверкавший стеклянными гранями нос…
И вот уж неистово крутящиеся лопасти несущего винта остригли верхушки деревьев, покрывающих ровным одеялом затяжную отлогость. Вот разрушился от ударов о ветви и стволы рулевой винт, а за ним разломилась и хвостовая балка; по округе со свистом разлетелись обломки. Неуправляемый фюзеляж вонзился в зеленое месиво и беспорядочно вспарывал его, пока не исчез под уцелевшими кронами.
А спустя еще несколько секунд раздался оглушительный взрыв, вознесший высоко вверх огненные завихрения вспыхнувшего авиационного топлива…
Абсолютное большинство людей в последние минуты жизни по выражению мэтров психологии «утрачивают индивидуальность». Нет, это означает не только «сходить под себя». Это еще кое-что в придачу. Но некоторым индивидам, коим те же психологи посвящают диссертации и прочие научные труды, удается сохранять спасительный здравый рассудок.
Откровенно говоря, закончить свой жизненный путь в банальной авиационной катастрофе не так-то просто, как представляется многим обывателям. В каждой аварии, в каждом происшествии присутствует огромное количество обстоятельств и случайностей, так или иначе влияющих на соотношение числа трупов к числу выживших. Иногда эти обстоятельства вмешиваются в ход событий по воле божьей, иногда согласно воле и хладнокровию тех, кто угодил в переплет.
Но чтобы суметь воспользоваться данными обстоятельствами, желающий поспорить с капризной судьбой обязан находиться в непременной готовности к подобным житейским неприятностям. А уж встретив эти неприятности во всеоружии, умудриться своевременно распознать ниспосланные свыше и малозаметные на первый взгляд «соломинки». И уж тогда намертво ухватиться за них обеими руками.
Сидевший на своем излюбленном месте Барклай, успел приготовиться к падению вертушки на землю. Сильный хлопок слева по борту вышиб ударной волной тонкий пластик в нескольких иллюминаторах; в десантном отсеке кто-то громко вскрикнул, застонал, повалился на пол, должно быть, заполучив в тело осколок разорвавшейся ракеты…
Именно ракеты – других догадок и версий подполковник в эти мгновения в расчет не брал.
– Ремни! Всем пристегнуть ремни!! – гаркнул он парням. – Держитесь крепче!
Сам же, машинально защелкнув замок тех же ремней, резко повернулся назад, открыл передний иллюминатор правого борта и вцепился руками за края круглого проема…
Снаружи мелькали верхушки то ли высоких сосен, то ли могучих кедров. И верхушки эти, казавшиеся сверху темно-зеленым монолитом, проносились под раненной машиной с каждой секундой все ближе и ближе…
Затем сквозь круглое отверстие остался виден только лес – вертушка заваливалась на правый борт и резко задирала нос.
И вот фюзеляж задевает первые, самые высокие кроны; глубже увязает в коричнево-зеленом месиве; тело вертолета содрогается от ударов.
Скрежет, надрывный вой искалеченной турбины, оглушительный треск ломающихся деревьев и лопастей…
Как Барк ни готовился к первому столкновению с землей, а неожиданный резкий толчок все одно ошеломил сознание, заставил душу сжаться в холодный комок. Его едва не оторвало от иллюминатора – крепление ремней с трудом выдержало неимоверную нагрузку, ладони из последних сил цеплялись за проем. Отовсюду вперед – к переборке, посыпались тела других спецназовцев, не успевших зафиксировать ремни. Кто-то врезался в командира, кто-то снес тонкую дверку, за которой до удара сидел один из членов летного экипажа…