Его долго вели вдоль причала – он понял это по звуку разбивавшихся волн, доносившемуся с правой стороны. Скоро слух уловил гул работающего где-то поблизости автомобильного двигателя. Сухо щелкнул замок открываемой дверцы, и майора затолкали в узкую кабину транспорта. Конвоиры, усевшись рядом, стали громко переговариваться на своем корявом языке. Машина, пару раз фыркнув, тронулась в путь…
Напрасно он пытался что-либо разглядеть сквозь широкую повязку – несколько слоев грубой холщевой ткани надежно закрывали от глаз тот мир, в котором он волею судьбы нежданно-негаданно оказался. Из окружающих звуков лишь натужный вой старенького мотора да голоса солдат доносились до пилота.
В скрипучем и тряском автобусе они проехали около получаса. Охранники беспрестанно смеялись, оживленно говоря о пленном. Скопцов не сомневался, что именно он является предметом обсуждения и насмешек. Те часто хватали его за рукава, тыкали в грудь чем-то острым и постоянно подтягивали узел закрывающей глаза повязки.
«Интересный разворачивается сюжет!.. И куда же они меня теперь везут? Полагаю, раз вытащили с того света, не утопили в море следом за Палычем, не расстреляли на причале, то возьмутся за меня всерьез, – размышлял он под беспрестанные выкрики и смех. – Да-а… Грузия собирается вступать в НАТО, вовсю заигрывает с америкосами, и те были бы не прочь получить информацию о нашем новом вертолете из первых рук. И на кой черт нас посылали переучиваться, если Ми-28 поступят в полк не раньше середины века?!»
Пассажирский рыдван часто останавливался и, через минуту-две дергаясь, силился продолжить движение. Регулярно застревая в каких-то пробках, автобус протяжно сигналил и объезжал неведомые Максиму препятствия. Скорее всего, они ехали по узким улочкам небольшого приморского городка, через который вынужденно пролегал их путь. Наконец «катафалк» повернул куда-то и резко остановился. Один из конвоиров прокричал в окно то ли приветствие, то ли пароль, и послышался лязг цепи с характерным, металлическим скрипом – открывались створки ворот. Содрогнувшись, автобус снова заколыхался на неровной дороге…
«Кажется, поблизости аэродром! – насторожился летчик, уловив знакомые мощные звуки авиационных турбин, с лихвой перекрывавшие пыхтение слабенького двигателя внутреннего сгорания, – и как далеко же они меня теперь-то вознамерились отправить?..»
Лишенный возможности видеть, Макс, полностью полагался на слух. Сейчас машина ехала по рулежной дорожке – это было понятно по частому стуку покрышек на широких стыках бетонных плит. Справа стоянка самолетов – только что остался позади работающий на малом газе Ан-26, – звук его шумных движков не спутаешь ни с какими другими… Впереди запускался небольшой вертолет явно не российского производства – работу всех отечественных вертушек он легко определял и без зрительных образов. К нему-то, плавно разворачиваясь, и подрулил скрипучий тарантас.
Пилота выволокли наружу, заставили поднять ногу и втолкнули в чрево небольшой винтокрылой машины. Усадив пленника в жесткое кресло с высокой спинкой, экипаж, ожидавший, видимо только его, захлопнул дверцу и вертолет, вспарывая винтами воздух, мягко оторвался от земли. «Поплавал? – вопрошал не весть у кого Скопцов, устраивая голову набок и, делая вид, будто собирается спать, – теперь снова в воздух, только на сей раз пассажиром и, неведомо куда…»
Сопровождающие, скорее всего, находились рядом и приглядывали за ним. Дождавшись, когда легкая машина набрала высоту и, закончив эволюции, взяла нужный курс, майор стал незаметно, елозя затылком по шершавому, грубому чехлу, опускать повязку. Делал он это без спешки и аккуратно, время от времени замирая без движения, словно отдаваясь во власть крепкого сна. Скоро над правым глазом образовалась узкая полоска света. Он прижался правым виском к спинке, пряча от охранников результат своих усилий, и немного приоткрыл рот, притворяясь расслабленным в сонном забытьи. Затем, повозившись, добился того, что глаз впервые различил очертания салона маленького пассажирского вертолета. На соседнем кресле, заложив ногу на ногу, восседал мужчина в полевой камуфлированной форме и лениво перелистывал глянцевый журнал с обнаженными девицами. За офицером виднелся край большого квадратного иллюминатора.
Максу этого оказалось достаточно…
Способ шестой
14 декабря
Присев от неожиданности на самом краю овражка, Кравец обернулся и в недоумении застыл. У троих же мужчин, сидевших внизу, оставалось не более секунды, чтобы рассмотреть матовое зеленоватое тело гранаты РГД-5, скатывающейся по тонкому слою рыхлого снега.
В эту же секунду Барклай и успел сделать то немногое, что мог придумать в столь короткий срок – бросив на увязшую в снегу и прошлогодней листве гранату единственный ранец, сгреб в охапку Толика с пилотом и рухнул вместе с ними наземь. Кажется, и Кравец, опомнившись, распластался сверху – за откосом лощинки.
Близкий разрыв саданул жесткой волной по телам, ударил острой болью в уши; вертолетчик вскрикнул, завозился…
Всеволод тряхнул головой, нащупал рукой автомат под слоем отброшенной взрывом почвы; поднял взгляд, пополз по короткому склону и… остановился, заметив встающего на ноги лейтенанта. Оружие осталось лежать на снегу, пустые ладони Кравца медленно поднимались вверх…
Командир оглянулся на беспомощного Толика с пистолетом в здоровой руке, на корчившегося и стонавшего от боли летчика. От ранца с собранными у горевшей «восьмерки» остатками боеприпасов не осталось ровным счетом ничего. Барклай тоскливо ощупал свой «лифчик», в котором торчало всего три запасных магазина к «валу» с парой гранат…
«Все! Попали! Теперь окончательно попали!..» – проползла тягучая, наполненная отчаянием мысль.
– Что там, лейтенант? – играя желваками, вперил он в него свирепый взгляд.
– Банда, командир, – тихо отвечал тот. – Большая банда. Обложили и держат под прицелом. Сзади шли по нашим следам.
– Мля!! Куда же ты смотрел-то, сукин кот, когда мы сюда топали?! – не сдержался Всеволод. И резко, на выдохе спросил: – Сколько их?
– Человек пятнадцать и… еще на подходе столько же.
– Вооружены хорошо?
– Да. Вижу пару пулеметов. Один гранатомет. Пятеро бородатых идут сюда…
Подполковник сплюнул в снег и зло прошептал:
– Твою мать!.. Второй раз подфартило за полгода! Зачастил ты в гости к «духам», зачастил! Подсказывало чутье: снимай погоны и отправляйся на пенсию – отдыхать как человек. Так нет же – опять полез в самое пекло!..
И вновь, как и несколько месяцев назад – осенью, боевики вели куда-то троих спецназовцев в одной связке.
Бандитов было много – гораздо больше, чем могли предположить офицеры. Потому-то, шедшего впереди Барклая не особо мучила досада. Какая была разница? Прояви они упорство, ответь огнем – погибли бы в лесу во время скоротечного неравного боя. Теперь появилась отсрочка… Правда не гарантировавшая ровным счетом ничего – их точно так же могли лишить жизни и там, куда вел отряд сепаратистов полевой командир!..
Следом за подполковником, как и полгода назад, прихрамывал Толик. Его накрепко прицепили к связке за одну правую руку – вторая, покалеченная, так и осталась прихваченной бинтовым жгутом к груди. Последним, понурив голову, вышагивал Кравец. В этот раз пленным даже не стали завязывать косынками глаза – в южных, приграничных с Грузией районах «духи» чувствовали себя вольготно.
В связке пленных оставалось трое вместо четверых. Всего трое…
Справная спецназовская одежда подполковника и капитана была изрядно замызгана грязью и кровью, местами порвана. Побрезговав ею, чичи их не раздели. Зато с чистенького лейтенанта сорвали куртку, и теперь тот шел, поеживаясь от холодного ветра.