Банда двигалась строго на юг. Как раз туда – к самой границе, ранним утром летела вертушка с группой Барклая на борту.
Не долетела…
– Барк, ты коридор помнишь, по которому мы собирались пройти? – прошептал сзади Терентьев.
– Помню. Да хрен ли с того толку?.. – приглушенно отозвался тот.
Топографическую карту у него отняли вместе с остальными личными вещами при доскональном обыске на краю лощинки. Отняли, да проку с того не поимели – карта была девственно чиста – без единой пометки. Ни площадки десантирования, ни маршрута, ни места, куда группе надлежало добраться. Всю информацию Всеволод всегда учил на зубок и держал в голове. Этому научили годы войны.
Пообещал амир медленно выпустить кишки каждому, ежели не расскажут о задании, да что было толку наезжать на младших офицеров? Вот бородач с кривым шрамом на левой щеке и учинил допрос с пристрастием подполковнику прямо в том злополучном лесу – отбили грудь, печень, досталось по суставам…
Он для виду поупрямился, помолчал… затем, сплевывая красную слюну, прохрипел:
– Можем договориться.
– Да?! – усмехнулся чечен и сверкнул глазами на русского упрямца: – Ты для начала со своим вонючим христианским богом договорись, чтобы он на пару часов жизнь твою продлил!..
– Когда евреи приветствовали Посланника Аллаха словами «смерть находиться на тебе»… – устало сказал русский, – Посланник спокойно отвечал: «И вам того же»…
Один из боевиков замахнулся было прикладом на кафира, посмевшего упомянуть имя достопочтенного Пророка, но амир остановил соплеменника. Пристально и с интересом глянув на отчаянно смелого спецназовца, знакомого к тому же и с Кораном, проронил:
– Твои условия?
– Я рассказываю о нашем задании, а ты…
Всеволод утер тыльной стороной ладони окровавленное лицо, медленно обернулся на раненного вертолетчика… Получив при взрыве гранаты осколок в спину, тот стоять на ногах не мог – как ни старались поднять его товарищи. Увы, Барклай хорошо знал: с тяжело раненными «приматы» не связываются. Они их просто и безжалостно добивают. Потому и пытался до последнего спасти молодого парня.
– А ты оставишь ему жизнь, – твердо посмотрел он чеченцу в глаза.
– Хорошо, – немного подумав, кивнул главарь. И добавил: – Но тащить ты будешь его сам – на помощь не рассчитывай. Итак, я слушаю тебя…
– Рейд. Совместный рейд с погранцами и офицерами безопасности. Погранцы осматривали перевалы вдоль границы от Ассы до Аргуна – обычный плановый облет участка кордона. Безопасники, возможно, имели свое задание – о нем мне неизвестно. Я со своими ребятами должен был их охранять и выполнять любые приказания старшего на борту – полковника ФСБ…
Поверил, нет ли амир – не известно. Но бить Барклая больше не стали – поставили в связку первым, взвалили на спину стонавшего летчика и повели на юг…
Шли долго. Интервалы между привалами полевой командир сокращать не собирался и всякий раз злился, когда измученный спецназовец замедлял продвижение банды. А Всеволод, покачиваясь, вышагивал по белесой каменистой почве, неся на себе теряющего кровь пилота. Парню становилось хуже с каждым часом, и перед третьей остановкой он перестал откликаться на тихие реплики товарищей…
Едва услышав команду об отдыхе, подполковник уложил раненого на землю и, упав рядом на колени, попытался привести его в чувство. Однако все старания оказались напрасными – глаза уж не открывались; бледные губы не шевелились, пульс на шее едва прощупывался…
И свершилось то, чего боялся командир погибшей группы. Прежде чем повести отряд в гору – к перевалу, чеченский командир подошел к пленным. Скептически оглядев уставшего, изнеможенного Баклая и скользнув равнодушным взглядом по бесчувственному телу лейтенанта, потянулся рукой к пистолету…
Одиночный выстрел, коротким эхом прокатившийся по предгорью, оборвал жизнь вертолетчика Сереги.
Толик вновь напомнил о себе тихим шепотом:
– Кажись, туда и премся, куда ты планировал. Затяжной подъем впереди. Не иначе перевал…
– Вижу, – буркнул Всеволод. – Мне это на руку. Приказа группе никто не отменял.
Капитан улыбнулся:
– Ты не исправим, Барк. Тут кишки грозятся выпустить, а он приказ выполнять собрался!..
– Я его и без кишок выполню. Ты сам-то как? Подъем осилишь?
– Осилю. Нога-то меньше беспокоит…
– А рука?
– Рука побаливает. Представляешь, это ведь я, когда первый раз вертолет о землю грохнуло, дверь в пилотскую кабину плечом вышиб.
– Хрен с ним, с плечом. Оно заживет – никуда не денется. Лишь бы до этого в расход не пустили…
Многочисленному отряду предстояло затяжное восхождение по едва различимой тропе, тонкой змейкой уходящей вверх по ложбине – туда, где быстро проносившиеся облака цепляли две вершины соседствующих гор.
– Эх, покурить бы, да отдышаться, – прошептал Терентьев. – А заодно осмотреться, прикинуть шансы. Не хотелось бы сгнить в этих скалах…
Идущий первым спецназовец облизнул запекшуюся на губах кровь; пошевелил запястьями, ослабляя впившуюся в кожу грубую веревку и, не оборачиваясь, проворчал:
– Даст бог – еще покурим. А пока помолчим, Толик – один черт ничего сделать не можем. Идем, куда ведут. Захотели бы прикончить – давно б затылки продырявили. А раз до сих пор живые – стало быть, планы на наши личности имеются. Так что, пока помолчим…
И до самой российско-грузинской границы они безмолвствовали.
Тяжело и медленно взбираясь вверх, каждый из троих офицеров вспоминал о своем…
Уйдя от мужа, Виктория одним днем уволилась из гарнизонной медсанчасти и бесследно исчезла. Она вовсе не побежала к Всеволоду, не позвонила и не оставила у дежурного по штабу записки, а просто уехала из маленького городка в неизвестном направлении. Уехала, даже не попрощавшись.
До предела напрягая извилины, пытаясь хоть на минуту отделаться от привычной прямолинейности и простоты мышления, Барклай все одно не мог постичь ее поступка.
«Мы любим друг друга. Хоть и молчали – не успели признаться, да о наших чувствах и без слов было понятно обоим. И коль она решилась навсегда порвать со своим банкиром, то отчего же нам не воссоединиться для нормальной, счастливой жизни?..» – так рассуждал он, нервно расхаживая вечерами по пустой квартире. Ему ужасно не хватало свиданий, встреч с ней. Ее милого щебетания, лучезарных улыбок, обаятельного безрассудства…
Промучившись несколько дней, Всеволод не выдержал и отправился в соседний городок. Без труда отыскав нужный банк, он вошел в шикарное фойе и, подойдя к ближайшему сотруднику охраны, решительно произнес:
– Мне нужен Давид.
– Давид? – вскинул тот левую бровь. – Извините, а кто это?
– Один из ваших директоров.
– А-а… Давид Адамович? Пройдите к старшему смены. Он за той перегородкой.
Старший смены набрал по внутреннему телефону какой-то номер и шепнул странному посетителю:
– Как вас представить?
– Всеволод Барклай. Знакомый Виктории Александровны, – подумав одну секунду, сказал подполковник.
Как ни странно, но брошенный муж не отказался от встречи. И скоро широкоплечий сорокалетний мужчина, пройдя сквозь дугу стационарного металлоискателя, в сопровождении охранника поднялся на второй этаж сверкающего новеньким ремонтом здания.
– Пожалуйста, вот его кабинет, – указал рукой провожатый и остался ждать в коридоре.
Барклай без стука распахнул дверь, переступил порог; с той же бесцеремонностью подошел к огромному столу светлой полировки, за которым сидел бывший супруг Виктории и неторопливо устроился в кресле напротив.
– Привет, – вяло поздоровался он.
– Здравствуйте, – сухо отвечал тот, старательно не выказывая эмоций.
Скользнув цепким взглядом по уже бывшему сопернику, Всеволод довольно отметил: «Да, парниша… еще пяток годков и брюхо твое не обнимет не один ремень. Спортом бы не мешало заняться: покачаться, попотеть на тренажерах, кроссы побегать… И к алкоголю на фуршетах поменьше прикладываться, иначе серые мешки под глазами станут такого же размера как обвислые, багровые щечки».