Остатки сознания лишь на короткий миг охватил панический страх, но больше не оставалось ни сил, ни желания сопротивляться. Она слышала где-то вдали противные голоса, омерзительный смех, возню, шаги; чувствовала чьи-то сильные пальцы, снимающие с нее золотые украшения: кольца, серьги, цепочку. Казалось, что десятки рук одновременно ощупывают ее плоть…
– Смотри же! Хорошенько смотри! Полюбуйся на ту, которую любил!.. – машинально шептали губы. – Видишь, какая я дрянь?! Доступная кому угодно шлюха! Прокляни меня, Всеволод!! Прокляни, забудь и отпусти!.. Дай, наконец, свободы!..
– Чо она там, мля, бормочет? – доносился чужой голос.
– Хрен ее разберет! Пусть бормочет, нам какое дело?.. – отвечал ему другой, столь же незнакомый мальчишеский альт.
– С головой, по-моему, телка не дружит.
– Зачем тебе голова?! Мне лично больше нравится вот эта штучка! Глянь сюда…
– Ногами к окну разверните – к свету!
Ее снова подхватили и как будто долгое время куда-то несли, волокли, переворачивали…
– Подтаскивай ближе. Клади задницей на самый край!..
– Отлично!
– Раздвигайте… Шире-шире – не стесняйтесь! Вот так и держите…
– Класс!
– Офигенный видок!
– Дай-ка ей колес. Чтоб до утра не очухалась.
Кто-то заставил приоткрыть расслабленные губки, пропихнул в рот какие-то таблетки.
– Глотай! – услышала она, – сейчас полегче станет.
Вика попыталась отвернуть голову вбок и выплюнуть непонятное снадобье.
– Глотай, я сказал, сука!! – сдавил кто-то щеки.
Пришлось сделать усилие – послушно проглотить две или три таблетки…
Потом голосов стало больше.
– Привет, Евген! Проститутку что ль сняли?
– Не-е… с Генариком приперлась. Сама умоляла, чтоб оттрахали.
– Клеевая киска. Пьяная, что ль?..
– Обкурилась чуток и колес дали. Щас первый торчок пройдет, поживее будет…
И ей действительно становилось лучше – приступы тошноты так же неожиданно прекратились, как и начались; лоб уж не покрывался холодным потом; губы порозовели. Однако улучшение было чудным и необычным: равнодушие сменилось интересом; творившееся с ней вдруг представилось чем-то увлекательным и совсем не мерзким, не отвратительным…
«Он отпускает меня! Барклай меня отпускает!! – осенила счастливая догадка. – Или так восхитительно действует грузинская травка?.. И пусть действует – какая разница?! Разве это не выход?! Ведь я чувствую себя легко и абсолютно свободно!!!»
И со сладостной улыбкой на устах, Виктория окончательно утеряла над собой контроль. Невесть откуда появились силы, веселость, азарт, возбуждение; на короткое время вернулась острота зрения.
Приподняв голову, она обнаружила себя лежащей поперек матрацев в неудобной и предельно откровенной позе; успела рассмотреть лица мальчишек, плотным рядком седевших на корточках у топчана – кажется, их стало пятеро или шестеро… Двое крайних, разведя и согнув ее ноги в коленях, крепко держали голени с торчащими кверху тонкими каблуками полусапожек, остальные безбоязненно и по-свойски исследовали бедра, лобок, ягодицы…
– Клеевая стрижка. Ровненькая!
– Под этого… как его?.. Под вождя революции! Ха-ха-а!..
– Не, тот на портретах почти лысый…
– Так и здесь волос не много – только сверху!..
– Х-хе…
Увиденное не взволновало, не вызвало истерику, протест, а напротив – позабавило и еще сильнее возбудило. Вырвавшись из цепких рук, она проворно скинула надоевшую узкую обувь, разбросала по комнате чулки и… позабыв о Барклае и обо всем на свете, отдалась разнузданной похоти…
Одурманенная и заливавшаяся беспричинным смехом Вика стягивала с юнцов брюки, футболки, трусы… Искушенные в действии наркоты, они уж поджидали перемены в поведении и, подобно матерым хищникам, с вальяжной неторопливостью упивались агонией жертвы.
И верно, к чему было утруждаться, спешить? Девица уж сама, без помощников задирала и широко раскидывала ножки; сама придвигалась поближе к мальчишкам, бесстыдно предлагая свою наготу; сама страстно целовала их, прижимала к себе; сама помогала проникать в самые сокровенные местечки податливого, словно разогретый парафин тела. Безропотно подчиняясь воле каждого желающего получше разглядеть, потрогать, побывать в ней – крутилась, переворачивалась, изгибалась, точно резиновая кукла, принимая самые немыслимые позы и старательно подставляя ему свои прелести; испытывая при этом исступленное наслаждение от порой грубоватых, болезненных, но неведомых ранее ощущений. Обнимала каждого, кто наваливался сверху. Или же, торопясь угодить очередному партнеру, с готовностью устраивала колени на краю топчана, красиво изгибала спинку, извивалась, норовя попадать в такт тугим толчкам внизу живота и, с удовольствием вдыхала внезапно ставшие приятными застарелые запахи матрацев: пыли, плесени, мочи…
Она не ведала, который час; сколько юных парней и мужчин побывало в квартире заброшенного дома – день за окном сменился вечером, вечер ночью. Лишь под утро в темной зале никого не осталось, и опустошенная, разбитая нечеловеческой усталостью Виктория забылась крепким сном…
Вылетев за пределы городка, и оставив позади Боргустанский хребет, бордовая «десятка» резво пронеслась по асфальтовой дороге несколько километров. Далеко впереди замаячил синий указатель; за ним дорога пересекала широкую трассу, и шла к соседнему гарнизону. За поворотом виднелась автобусная остановка и чья-то одинокая фигурка – должно быть, опоздавшего к рейсовому автобусу пассажира…
Не сбавляя скорости, машина лихо повернула на перекрестке влево; скромное строение остановки быстро осталось позади. Но внезапно «десятка» резко тормознула, остановилась; на корме зажглись белые фонари заднего хода. Коробка передач натужно взвыла; автомобиль вернулся назад – к растерянной девушке…
Стекло правой дверцы наполовину опустилось. Сидевшая за рулем молоденькая женщина кивнула:
– Садитесь.
Та нерешительно подошла, чуть наклонилась.
– Но мне не близко – до Минеральных Вод, – попыталась объяснить она заминку.
– Садитесь-садитесь. Доедем. Мне туда же…
И снова навстречу летело темное асфальтовое полотно, плавно подворачивая вместе с руслом Подкумка на северо-восток. Слева проплывали высокие холмы, справа серебрилась незамерзающая, быстрая горная река.
– Вам куда в Минводах? – дабы нарушить тягостную тишину в салоне, полюбопытствовала владелица авто.
– На железнодорожный вокзал.
– Кого-то встречаете?
– Да… Поезд скоро подойдет – «Грозный-Армавир». Мне нужно успеть к его прибытию, – пояснила пассажирка; с минуту напряженно помолчала, потом, видно, на что-то решившись, добавила: – Я встречаю любимого человека. Каждые два дня езжу и встречаю…
Однако, встретив изумленный взгляд случайной собеседницы, запнулась.
– Он не вернулся? – тихо спросила та.
– Пропал без вести.
Неприятный холодок волной пробежал по телу женщины от этих проклятых слов…
– Его вертолет упал. Ровно три недели назад… – не подмечая бледности соседки, продолжала пассажирка, – но я верю, что он жив, и мы обязательно увидимся.
От сих признаний, от неожиданности совпадения у привлекательной молодой женщины перехватило дыхание. «Неужели так бывает?! – изумилась она. – Надо же! И мой любимый мужчина не вернулся с задания – тоже сбили вертолет. И я точно так же ездила на вокзал – встречать его. Напрасно ездила – так и не дождалась… Может быть, ей повезет больше? Встретит. Дождется. Внезапно обретет свое счастье?..»
– Сегодня – в канун Нового года, я обязательно его увижу!.. – упрямо повторила девушка и прошептала как заклинание: – Обязательно увижу!
В другой ситуации подобная уверенность наверняка бы вызвала улыбку, но сидевшей за рулем было не до смеха.
– Я завидую вашей вере, – глухо сказала она. – По-хорошему завидую. Дай Бог вам дождаться своего суженого.
– А как же не верить, если любишь? По-другому и быть не может, – твердо отвечала та, будто речь шла о неизбежности рассвета, каждое утро сменявшего ночную тьму. – Я жду его, храню верность. И он не может не чувствовать этого. Он обязан вернуться!