Павел очень медленно, до боли в пальцах сжимая «Борей», обернулся и глянул на полого спускающуюся вниз неподвижную лестницу. Почему эскалатор остановился-то? - искрой пронеслось в сознании, но искра отлетела и погасла, уступив место другому - некоторому облегчению. Он жив. И это главное. Что тут было только что, пусть разбираются специалисты, которые идут следом, с остальными ротами батальона, а он...
Он всего лишь человек. И он обещал выжить. Обещал не кому-нибудь, а двум любимым женщинам. Матери, и совсем недавно - Маше. И кто знает, может быть, именно это его обещание и любовь к той, далёкой и уже состарившейся и поседевшей, и другой, что буквально в двух шагах там, за светлым провалом выхода, и качнули чашу весов в сторону жизни? Сделали правильную корреляцию? Ту, что была единственно возможной и верной?..
Ступени продолжали оставаться неподвижными, будто повисли мостом над незримой пропастью. Но что-то расхотелось Павлу опробовать крепость этих ступеней. Он стоял на тринадцатой, с одной стороны первой и в то же время последней, и этого было вполне достаточно. И пришло облегчение. Но и ощущение взгляда не пропало тоже. Будто кто-то стремительный, безудержный замер вдруг на полувыдохе, полушаге и уставился на него всеми своими... Чем?! Время вернулось и пошло своим чередом. Также неторопливо отсчитывая секунды, в которых мгновение было лишь иллюзией облегчения, возможно, даже счастья... Что-то звало Павла обратно, в эту чавкающую пропасть, но... Отчего-то не захотелось ему пробовать, возвращаться. Мы не ищем сочувствия у того, кто нас не понимает.
И уверенно двинулся обратно к светлому проёму, за которым ждала синяя глубина родных глаз, а не тьма в конце этой лестницы, что мимолётно впитала всю его сущность и... отпустила.