— Выворачивают наизнанку всю труппу, провели обыски. Запечатали Петину гримерку…
— Театр закрыли?
— Официально нет, но, сам понимаешь, спектакли до конца месяца отменили, объявили траур. У меня в голове не укладывается, кто мог… и как.
— «Как» мы уже знаем. Кто? Кто-то, кто был у него незадолго до выхода на сцену, кто проник незамеченным, облил шкуру и вышел. Возможно, чужой. Возможно, свой зашел поздороваться перед спектак-лем, пообщаться и пожелать счастливой премьеры. Вернее, сделал вид, что пообщаться, а сам выбрал момент, когда там никого не было. Облил, вышел и смешался с публикой. Сидел и смотрел. Где-нибудь поближе к выходу. Если знал расположение помещений, то, однозначно, бывал раньше.
— Не принято желать счастливой премьеры, Христофорыч. Это к несчастью. Ты не представляешь себе, какие они суеверные. А теперь вообще с катушек слетят. Ты говоришь, свой или кто-то, кто бывал раньше? Ты хочешь сказать, кто-то из знакомых и друзей? Там всегда шляется прорва народу.
— Возможно, но не обязательно. Любой служивый мог зайти: слесарь, электрик, грузчик…
— Ты веришь, что грузчик придумал бы такую схему?
Монах задумался, огладил бороду, пожевал губами, почесал темечко.
— Я рассуждаю гипотетически, Леша. Тут нужен ай-кью повыше среднего, мозги нужны с извилинами. Грузчик вряд ли. Но человек в костюме грузчика, сам понимаешь… Сможешь устроить визит на завтра?
— Поговорю с Виталей.
— Я бы хотел также встретиться с актерами. Это можно?
— Если Виталя прикажет, они придут. — Добродеев помолчал немного; потом сказал: — Христофорыч, ты как насчет перекусить? Чего-то я проголодался. И Петю заодно помянем, хороший был человек.
Монах кивнул — принимается.
Монах временно квартировал у друга детства Жорика Шумейко и его супруги Анжелики. Семейство Жорика было слегка разгильдяйским и… Да что там слегка! Не слегка, а очень-таки разгильдяйским и расслабленным насчет дисциплины и порядка. Всякий, кто попадал в гостеприимную обитель Шумейко, чувствовал себя как дома, не в смысле, что у них в доме царил такой же, с позволения сказать, вечный кавардак, а в том, что встречали его тепло и душевно, так как любили гостей. Детишки, а их было трое, лезли к гостю на колени, дружелюбные домашние любимцы, вроде кошки Зуси и щенка Гоги, терлись об ноги и щедро оставляли шерсть на брюках и юбках. А на обеденном столе между тарелками уютно дремал хомяк Шарик. Младшенький, Олежка, был крестником Монаха. Это был смышленый хитрован четырех лет от роду с луженой глоткой, которая очень помогала ему в жизни.
— Господи! — кричала Анжелика, расхаживающая за полдень в задрипанном халате и тапочках с собачьими мордами. — На, на, горе мое, только не ори! — Она тыкала сыну шоколадку, кусок торта или папин мобильник, неосторожно забытый на тумбочке в прихожей. — Смотри не сломай!
Надо ли упоминать, что мобильник бесследно исчезал в недрах квартиры, а Жорик, шаря по карманам и углам, сокрушался, куда он мог деться.
— Сына, ты не видел папин телефончик, — спрашивал он. — Анжелика! Ты не видела мой мобильник, — добивался Жорик. — Прямо черная дыра какая-то, ничего нельзя оставить!
— А ты не оставляй где попало, — отвечала Анжелика. — Если бы ты клал свои вещи на место, то… — Она зевала и умолкала, закончить фразу ей было лень.
— Ага, на место! — демонически хохотал тощий Жорик. — Можно подумать! А кто трогает мои инструменты? А кто тыкает гвоздем в телевизор?
— При чем тут телевизор? — удивлялась Анжелика. — Ты мобильник ищешь или гвоздик?
Жорик только рукой махал. Он прекрасно понимал, что с женой ему повезло. Анжелика была жизнерадостной и добродушной, никогда его не пилила, охотно смеялась незатейливым шуткам, как могла, воспитывала детишек, смотрела сериалы и читала детективы. Она бродила по квартире нечесаная, с лицом в маске из желтка и лимона, в халате, распихивая ногами домашних любимцев, в вечных поисках то очков, то кошелька, то щетки для волос, которые находились в самых неожиданных местах или не находились вовсе.
Набегавшись на воле, Монах возвращался домой и останавливался у Жорика и Анжелики, так как своего жилья у него не было. У них с Жориком была фабричка пищевых добавок, травяных чаев и настоев, называлась «Зеленый лист». Фабричка худо-бедно пыхтела и даже приносила доход. Монах обеспечивал поставки трав из мест странствий, Жорик отвечал за технологии, а руководила финансами старинная знакомая Монаха, славная женщина по имени Кира, у которой с Монахом когда-то что-то намечалось, но в итоге не срослось. «Дурак ты, Монах, — говорил Жорик. — Такая женщина!» «Дурак», — не спорил Монах…