— А может, тебе сбежать? — предлагала Маарит, но тут же с сожалением отметала собственное предложение:
— Хотя сбежишь тут, когда папенька, что тот пес цепной стережет, да и Королевский посыльный слюнями своими уже весь Двор закапал…
— Закапал, — печально соглашалась я, думая о том, что от родителя я бы еще и нашла где спрятаться, а вот от Короля… И на кой я ему сдалась, Величеству этому? Сам не знает, какой подарочек ему в моем лице достанется.
— Вздорная, дрянная, паршивая девчонка! — это если только мачеху послушать.
— Моржье отродье, — это папенька уже. Помню, когда он меня впервые так назвал, я заявила, что уж если я отродье моржье, то родитель мой никто иной, как один из вертких моргов, что живут в океанской бездне и только и думают, как честным ильмам жизнь испортить. Нет, потом-то уж я ничего такого не говорила никогда, хотя и очень хотелось, потому что у папеньки рука была ух какая тяжелая. Синие полосы от вожжей со спины месяц сходили. Так что с родителем я впредь уже не спорила, как и со жрицами. Те вожжами через спину не перетягивали, но зато сажали рукописи древние переписывать, а за каждую помарку гибкими стеблями угрюм-лозы так по пальцам хлестали, что о вожжах с радостью вспоминалось.
— Рыжая бестия! — цедили они, яростно сверкая глазами над традиционной джу, закрывающей все лицо служительницы Храма. — Дочь морга[1] и веи[14]!
Не знаю уж, чем им цвет моих волос не угодил, мы у папеньки все рыжие, как один, по-разному только. Маарит, вон, скорее желтая, а Вирра медовой была. Я же… я как морковка молодая, такая красная, что аж глазам больно, когда на солнце. Хотя и без солнца буйная вьющаяся копна на моей голове смотрелась пугающе… Эх, вея и есть.
Хотя что вея-то сразу? Ничего порочного за мной пока никто не замечал, так что наговаривать нечего. У меня не то что гарема, у меня даже парня не было, к которому б сердце присушило, чтоб повздыхать по ночам да помечать, хотя б о том же сеновале. Не то чтобы я туда с кем пошла, но вообще, в общем плане, так сказать. Хотя… если б было с кем…
Так что, нет, напрасно меня жрицы дочерью веи обзывали. Не такая я. Морги — это ладно, тут не поспорю. Они меня сызмальства на разные шалости да глупости подбивали. Спина до сих пор болит, как вспомню батюшкины вожжи…
А в тот день они, видать, с меня на сестрицу мою старшую переключились. Потому как отродясь за ней не водилось, чтоб она глупости говорила или делала. А тут, сидит-сидит, да как ляпнет вдруг:
— А ты, Эстэри, к старому Куули сходи. Сходи, Эстэри… потерпишь чуть-чуть, зато потом свобода! Ни батюшки, ни Короля, сама себе хозяйка, да еще и при Дворе.
Я качала головой, не соглашаясь. Потерпишь… Как тут терпеть, когда меня тошнить начинало, стоило представить, как потенциальный женишок целоваться лезет. А тут же не только целоваться, тут же надо было на брачное ложе восходить… Да и беззубый он, со слюнявым ртом и руки все время трясутся, как хвост у молочной лэки[15]. Нет уж, если выбирать между Куули и Великим Змеем, лучше уж тому в пасть… или не лучше?
Ох, разбередила душу Маарит. Хотя понять я ее могла. Всех наших сестер единоутробных Король уже себе забрал. Вот уж подвезло родителю моему, так подвезло. Ничего не скажешь. Нет, правитель наш за девушек хорошо платит, никто не спорит, да только и батюшке обидно было, стольких девок настругал, мечтал, что в каждом Дворе будет хоть одна его кровиночка, пусть и в младших домах, из младших-то старшие и вырастают. А тут, как назло — что ни девка, то к Королю. Маарит вон о прошлом годе повезло, да и то посланник чуть не удавился со злости. Так что да, сестру я могла понять. Мне бы тоже тоскливо было от мысли, что уйди она и никого, кроме Мэй-на-Йо, из родных на целую Ильму и не останется. Да и что Мэй? Он папенькин наследник, братец наш старший, у него своя жена, да первый ребенок на подходе, ему до нас скоро и вовсе дела не будет.
Всю ночь я глаз не сомкнула, думала, что лучше: смерть в пятнадцать лет в зубах Великого Змея или жизнь, но со старым мужем, из которого не то что опилки не сыплются, из него уже даже вода не капает — высох от старости весь. Усох, как куст угрюм-лозы.
А наутро меня вызвал в главный Дом родитель единственный и, поглаживая медную бороду, в которой уже отчетливо были видны толстые серебряные нити, сообщил:
— Завтра пойдешь к старому Куули. Скажешь, что хочешь его в мужья взять. И не спорь. Я так решил.
1
Морги — мифические существа, маленькие проказники, любители розыгрышей, сбивают путников со следа и по ночам пугают домашних животных.
14
Вея — рыжеволосая водяная дева, заманивает сладкими песнями одиноких молодых парней на середину озера, где потом их и топит. Одни источники утверждают, что из тех утопленников веи себе потом гарем делают. По сведениям других — водяные девы питаются сердцами тех парней.
15
Молочная лэки — крупное парнокопытное домашнее животное, разводится для шерсти и молока, мясо у нее жесткое, но в голодные годы и оно идет в пищу.