Дождь за окном набирал силу, уже постукивая по стеклу. А я сидела и молча слушала.
— Он задушил нежеланное чадо. Избив жену до полусмерти, граф больше не мог полагаться на судьбу и прибег к чёрному обряду, зачав наследника на крови. Как только жена родила ему долгожданного наследника, он запер её в покоях, запретив видеться с сыном. Никогда не любивший, граф растил сына под стать себе. Пристрастившись к молоденьким служанкам, издевался над ними: насиловал, истязал, бесчинствовал. Но сын не переставал любить свою маму, зная, что она заточена в замке. В тайне от отца он пробирался к ней в комнату, ложился рядом, слушая её сказки и разные истории.
Слушая, я представляла маленького мальчика, чем-то похожего на этого парня из своего видения: такие же пухлые щёчки.
— Но граф узнал о слабости сына. Однажды ворвавшись в покои жены, он застал его там. Ярость закипела в крови графа, не помня себя, он подлетел к жене и начал душить её. Сын вступился за мать, и тогда отец в сердцах признался ему, что мать его не хотела, что она пыталась избавиться от ребенка. Маленький мальчик не верил ни единому слову отца. Мама, что так нежно его обнимала; мама, что выслушивала все его обиды на отца, который порол сына за непослушание. Но женщина молчала, не спеша оправдываться. И попросив прощения у сына, выбросилась из окна замка, упав на деревянную оградку цветника, проткнув свою грудь насквозь.
Словно усиливая эффект пугающего рассказа, за окном прогремела гроза и хлынул настоящий ливень.
— Со смерти жены зверства графа усилились. А с предательством матери, его сын стал больше походить на отца. Их развлечения стали жёстче. Графу нравилось чувство полной власти, словно он повелитель мира. И, чтобы утвердить свою силу, он пускал кровь своим слугам, наслаждаясь этим маслянистым, тёплым металлическим вкусом.
Перед глазами возник образ Сюмина со звериным оскалом и следами крови на губах. Но я продолжала молча слушать, смотря в окно, на небо, которое рассекла очередная яркая молния.
— Узнав о смерти дочери, разгневанная мать ворвалась в замок, застав их за обедом. Увидев на столе бокалы крови, женщина побледнела. Во главе стола сидел уже не человек, а Демон.
Я смотрела на серый диск луны, которая горела на уже темнеющем небе, слушая, как дождь понемногу затихает.
— Человеческая душа – это Луна. Она также имеет недоступную сторону. Но граф потерял свою душу. И был проклят на жизнь в вечном одиночестве, пока не найдёт её. Но бездушному Демону было всё равно, и проклятье повисло над тем, чья душа ещё была жива – над сыном. Годы шли, мальчик рос. И несмотря на деспотичное влияние отца, его душа цвела, и юноша влюбился. Он полюбил так сильно, как сильно ненавидел мир его отец. Он нуждался в этой любви, жадно залечивая ею раны предательства матери. Но Демон-отец очернил и эту невинную душу. Юноша до безумия любил ту девушку, любил так сильно, что убил ненавистного тирана. Со смертью графа проклятье пало на замок, и на всех внебрачных отпрысков графа. Только они теперь держали последнюю человечность наследника. Любовь и ненависть слились внутри юноши. Звериный оскал, жажда крови в глазах – и он убил свою любимую, выпив всю, до последней капли, кровь.
— Это была Туён? — внутри меня бушевала буря: паника, страх, недоверие, отрешение. Но этот вопрос сам слетел с моих губ.
— Я не прошу тебя верить в это проклятье. Но, раз уж ты слышала легенду замка Баллинахинч от местных жителей, будет лучше, чтобы ты знала единственно-истинную версию.
— Но как это связано со мной и Кимом?
Кёнсу усмехнулся.
— Что питает демонов, как не людские пороки. И они постепенно завладевали душами сводных братьев наследника, превращая их в таких же зверей, как граф. Остальные вынуждены были убивать таких. Многие из сводных братьев обезумели и были убиты, но на смену им приходили наследники по крови.
Я посмотрела на Чунмёна. Он? Наследник крови? Боже, что за чушь. Не желаю в это верить. Зачем мне всё это? Пора убираться из этого чёртового замка. Домой, к любимой работе, подальше от наследников, демонов, вампиров и прочей ерунды.
«Нам ничего не остаётся, кроме как убить его», — вспомнился холодный голос моего Чунмёна. Раненный. Чен. Нет, я должна уехать. Прочь. Но, почему я не могу оставить этого незнакомого мне парня. Потому что он ранен, а я врач? Или потому что ему грозит опасность? Или же этот проклятый замок добрался и до меня, лишив здравого смысла?
— Что-то у меня разболелась голова. Я, наверно, отдохну у себя. Мне надо выспаться, чтобы мыслить здраво.
— Я не говорю тебе верить в проклятье, я просто рассказал то, что ты хотела знать.
«Я не это хотела узнать!» — мысленно поправила парня. — «Я даже представить не могла, что всё так… так…» Я не могла подобрать слова, которые описали бы сейчас все мои чувства. Я бежала в Ирландию от своих проблем, а попала в проблемы друга. И боюсь, мне уже не выбраться.
Молча встав, я так же тихо пошла наверх. Никто меня не останавливал. Поднявшись на третий этаж, прошла мимо портретов, даже не взглянув в их сторону. Паника скакала во мне: то вверх, то вниз, то захлёстывая, то успокаивая. Но как только я зашла в комнату и по инерции закрылась, все эмоции во мне пропали. Ни эмоций, ни мыслей. Верить в проклятье я не могла, но не верить не хотелось. Не знаю, сколько я пролежала на кровати без каких-либо мыслей, но за окном уже успело стемнеть. В дверь настойчиво стучали, и я нехотя поплелась её открывать. На пороге стояла Келла с подносом в руках.
— Я принесла вам поесть, госпожа.
Я молча отошла в сторону, впуская девушку. Поставив поднос на столик, горничная поспешила удалиться, но я её остановила.
— Где братья?
— Почти все ушли по делам, госпожа, — девушка говорила тихо и не поднимала на меня глаз, — Но они просили вас оставаться в замке.
— Хорошо, — немного грубовато ответила я.
Захлопнув за Келлой дверь, я посмотрела на поднос с ужином. Такое чувство, что я стала узницей замка. Посмотрев на еду, я вспомнила о раненном наверху, которому я обещала принести поесть. Недолго думая, я взяла поднос и, стараясь быть незаметной, направилась в сторону чердака.
Парень лежал в той же позе. Его состояние никак не улучшилось, но, казалось, он спал. Поставив поднос с едой на пол, я принялась осматривать его состояние, но мою руку резко перехватили.
— Зачем ты помогаешь мне? — спросил парень, не открывая глаза.
Я не была готова к такому вопросу, просто не знала, что на него ответить. Поэтому решила проигнорировать.
— Я принесла поесть. Это поможет восстановить силы.
Взглянув на его лицо, увидела изучающий взгляд парня. Он долго вглядывался в моё лицо, а после приподнялся, и я помогла ему сесть поудобнее.
Мне пришлось самой кормить его, ведь состояние раненого оставляло желать лучшего. Едва закончив трапезу, Чена начало клонить ко сну. Вернув его в горизонтальное положение, я укрыла парня, и он тут же уснул.
Убрав посуду на поднос, я поднялась, но руки дрогнули и одна из мисок упала, разбившись. Ругая себя за неуклюжесть, я бросила беглый взгляд на парня и, убедившись, что он спит, принялась собирать осколки. Торопясь, я порезала ладонь. Засмотревшись на проступающую кровь, словила себя на одной безумной мысли. Мысленно приказывая себе остановиться, протянула раненую ладонь к губам парня, дав почувствовать ему свою кровь. Едва одна капелька скользнула по его губам в рот, Чен открыл глаза. Тёмно-карий сменился янтарным, и в тот же момент он притянул меня к себе, впиваясь неожиданно появившимися клыками в шею.