— Сехун, — попыталась осторожно начать я. Парень тут же отвернулся и пошёл дальше. — Ты очень дружен с Луханом.
Сехун резко остановился, отчего я чуть не врезалась в него.
— Да. Он спас меня.
— Спас?
— Вернул мою человечность.
— Что? Разве это возможно? — услышанное меня живо заинтересовало. А что, если Сюмину можно помочь, что если можно вернуть его человечность. Не знаю, почему меня вдруг заинтересовала человечность Сюмина, но внутренний голос говорил, что я поступаю правильно.
Мы пришли к заднему дворику, где стояло несколько высоких арок, усыпанных переплетением роз. Фигурно-подстриженные невысокие кусты и отлитые из бетона массивные лавочки. Мы подошли и сели на одну из таких.
— Ты уже, должно быть, знаешь, что я, Лухан, Крис, Чен и Кёнсу – мы все, сводные братья.
— Знаю. Вы одни из одиннадцати братьев, внебрачных детей графа.
— Да. И ты знаешь уже по себе, как действует проклятье. Как оно проникает в твой мозг, разрушая изнутри. Не все могут противостоять этому. И я не смог. Это были первые годы Второй Мировой войны, кажется, 1940-ой. Уже трое братьев утратили свою человечность. Одного из них убил я. Этот замок понемногу сводил меня с ума, я видел кошмары. Такие реалистичные. Они душили меня, разъедая всё внутри, словно ядовитый газ. И я стал забываться, и пил кровь. Всё чаще, и всё больше. Осушишь хоть раз человека полностью, и ты теряешь свою человечность. Ты просто не сможешь остановиться.
Я смотрела на парня, увлечённо рассказывающего свою историю. Его лицо, казалось, не выражало никаких эмоций, да и голос был спокоен, но я видела играющие тени. Словно языки пламени, отражающиеся на стене.
— Лухан вывел меня из лабиринта, в котором я потерялся. Удержал меня на краю пропасти, когда уже никто не верил в меня.
— И ты не боишься снова сорваться?
— Нет. Я знаю это. Лухан услышал меня и вытащил из омута, в котором я тонул.
Мы замолчали, каждый думая о своём. Сехун поджал нижнюю губу, прикусив её. Но тут же перестал терзать, когда заметил, как к нам бежит волк. В метрах двадцати от нас он остановился, встав на задние лапы и приняв человеческий облик, подошёл к нам.
— Ты просто не был потерян. Я всегда тебе говорил: без тьмы мы бы никогда не увидели звёзд. Твои я увидел.
Я была смущена и удивлена, но, вспомнила, что в образе волков братья могут слышать намного лучше обычного человека. Видимо, Лухан слышал рассказ Сехуна. Я видела насколько близки эти двое, как настоящая семья.
— Я отойду недалеко. Хочу позвонить отцу.
— Будь в нашем поле зрения, — спокойно сказал Сехун и тут же лёг головой на колени Лухану, закрыв глаза.
Глупо думать, что вампиры ничего не услышат, если отойти от них на пару шагов. Но так я чувствовала себя хоть немного в безопасности. Время было четыре часа дня, а значит в Сеуле где-то полночь. Отец может уже спать, но мне было важно поговорить с ним именно сегодня.
Трубку сняли на втором гудке.
— Алло, Лиён?
— Здравствуйте, папа. — от его голоса, у меня слёзы навернулись на глаза.
— Дочка, ты куда пропала?
Впервые в жизни я слышала столько любви, тепла и беспокойства в слове «дочка».
— Я отдыхаю. В Европе. — мне почему-то не хотелось говорить, где именно я нахожусь. — Папа, прости меня. Прости за всё, что я наговорила в нашу последнюю встречу.
— Ённи, дочка, я желаю тебе только добра.
— Я знаю папа, — мне было тяжело говорить, ком в горле заставлял голос дрожать, но я старалась говорить спокойно. — Наши вечные ссоры… — я вздохнула. — Дело не в том, что я уважаю тебя слишком мало, я уважаю тебя как врача, мужчину и отца. И я люблю тебя. Ты имеешь намного больше жизненного опыта, но я сама должна совершить ряд ошибок, набить пару шишек, чтобы после уверенно стоять на ногах. Ты не сможешь всегда меня опекать, когда-нибудь я упорхну из семейного гнезда и, быть может, никогда не вернусь домой… Я хочу, чтобы ты гордился мной. Хочу, чтобы ты улыбался.
— Я не заметил, как ты повзрослела. Лиён, доченька, я тоже тебя люблю.
— Папа… — мой голос дрогнул, и я дала волю слезам.
— Возвращайся скорее.
Мне так хотелось сказать: «Хорошо, папа». Но слова застряли где-то внутри. Что-то внутри меня говорило, что я могу не вернуться, поэтому я не могла обнадёживать отца.
— Пока, папа. И прости за всё. — С этими словами я отключилась.