— В эту святую пору Клавдий обычно предается благочестивым молитвам в дворцовой часовне. Общественные обязанности герцогини перевешивают коммерческие дела управляющего.
— Отлично придумано. Можем мы немного прогуляться?
Она кивнула и опустила вуаль.
— Как самочувствие вашего сына? — поинтересовался я, поднимаясь вместе с ней по лестнице к парадному входу во дворец.
— Гораздо лучше, благодарю вас. Эндрю сейчас развлекает его. Он стал настоящей находкой для Марка: читает ему, играет с ним в шахматы. Мальчику повезло, что есть человек, готовый позаботиться о нем после смерти отца.
— Даже если этот человек — сэр Эндрю?
— Нехорошо так говорить, Фесте. При всех его нелепых идеях он добрый человек, и таких надо ценить в наши недобрые времена.
— Совершенно верно, сударыня, — признал я. — Марку совсем недолго осталось пребывать в счастливой стране детства, да к тому же на него преждевременно свалился столь высокий титул.
— Меня беспокоит скорее первое, чем последнее. Он похож на меня — решителен и умен. В свое время он будет прекрасно править этим городом.
Я попытался оценить ее чувства на сей счет, но ее тон был таким же непроницаемым, как вуаль. Мы без всякой цели прогуливались по залам, в то время как слуги суетились вокруг с постельными принадлежностями, ночными горшками и охапками свежего тростника, который настилали для облагораживания запаха в помещениях.
— Что вы тогда будете делать? — спросил я. — Вживаться в роль пожилой матушки герцога?
— Но я и есть пожилая матушка герцога. Такую роль нетрудно играть.
— А Клавдий?
— Клавдий будет продолжать служить герцогу.
— А Виола? Что станет с ней?
Она остановилась около выходящего на море окна.
— Кто такая Виола? Бледная тень. Та, кто играет разные роли в великолепных инсценировках, придуманных не ею. Такова моя судьба, Фесте. Такова судьба большинства женщин. Мне еще повезло: со мной случались кое-какие приключения.
Она повернулась, и я смутно разглядел ее черты.
— Чудовищное положение, — сказал я. — Вам пора покончить с ним.
— Неужели? И какое у меня может быть будущее? Едва ли я смогу вновь выйти замуж. Все мое состояние теперь принадлежит моему ребенку. Не стану же я просить благословения и приданого у одиннадцатилетнего мальчика. — Она печально усмехнулась и вновь устремила взгляд в морские дали. — А знаете, в сочельник, в полночь, я посмотрела в зеркало, надеясь точно девчонка, что увижу там облик моего будущего мужа.
— И что же вы увидели, сударыня?
— Только себя одну. Конечно, все это глупые суеверия.
Что-то блеснуло под вуалью, вобрав на мгновение свет, и скатилось по щеке.
— С вашего позволения, сударыня, — поклонился я, — Я должен на время покинуть вас.
— Бывало время, — медленно сказала она, — когда Фесте мог сказать что-то замечательное, чтобы утешить меня в трудную минуту.
— Кто такой Фесте? — спросил я. — Если уж Виола — бледная тень, то Фесте — обман зрения.
— Но не тот, которого я знала, — сказала она, не отводя взгляда от моря.
Я вновь поклонился и оставил ее одну.
На площади шла очередная репетиция праздничной мистерии, обеспечивая публику новым нечаянным развлечением. Фабиан продолжал орать на бедных чертей.
— Ну что же это за ужас такой! — крикнул он. — Никто не поверит, что вы случайно упали все вчетвером. Послушай, Астарот, попробуй просто скопировать сэра Эндрю, и этого будет более чем достаточно.
Вдохновляющее указание. Четверо чертей переглянулись, озаренные божественным прозрением, и одновременно грохнулись на задницы. Хор залился смехом, и Фабиан одобрительно хмыкнул.
— Так, а где наш граф? — спросил он, оглядываясь вокруг.
Себастьяна нигде не было видно.
— Наверняка удрал в «Элефант», — пробормотал он и тут заметил меня. — Любезный торговец, не соблаговолите ли вы по доброте своей заглянуть в «Элефант» и передать нашей драгоценной светлости, что его ждут?
— Я сообщу, что его заждались рай и ад, — ответил я и поспешил к таверне.
Себастьян был там. И, судя по уровню достигнутого им опьянения, грелся он там уже довольно давно.
— А вот и наш странствующий холостяк, — радостно вскричал он, завидев меня. — Давай выпьем, ибо завтра мы можем умереть. Или того хуже, жениться. — Он обнял меня за плечи и грубо сунул кружку мне под нос. — Выпей, черт тебя возьми. Выпей за здоровье моей жены.
— Простите, — пробормотал я. — Я поклялся бросить пить в новом году.
— Надо же, и я тоже! — удивленно воскликнул он. — Но как же легко нарушаются клятвы! Новогодние зароки, церковные обеты, клятвы супружеской верности… Моя жена нравится вам, я полагаю. Поэтому вам лучше выпить за ее здоровье, если хотите остаться со мной в добрых отношениях.
— Александр, принеси немного воды, — попросил я, делая отчаянные знаки.
Агата прибежала с кружкой. Но Себастьян сбросил ее со стола, и девочка, вскрикнув, убежала за буфетную стойку. Я заметил, что Александр держит под передником короткую дубинку, но медлит пускать ее в ход, опасаясь связываться с дворянином. Себастьян тоже углядел это и схватился за меч.
— Спокойно! — заорал он, вытаскивая оружие и так дико размахивая им, что ближайшие бражники в испуге попадали на пол. — Этот грубиян выпьет за здоровье моей жены, и сделает это немедленно, пока я не пустил ему кровь и не превратил ее в вино. Вы же понимаете, что мне это по силам. В этом году я все-таки Иисус…
Я не ценил мой зарок так дорого, поэтому взял протянутое мне вино.
— За здоровье вашей благородной супруги, — сказал я и осушил кружку.
Себастьян устало поглядел на меня и опустил свой меч.
— Черт побери вас всех, — проворчал он и заплакал.
Появившийся в дверях Фабиан мгновенно осознал ситуацию.
— О боже мой, граф, — вздохнул он. — Не падайте духом. Вы ставите себя в неловкое положение, ведь здесь довольно людно. Разве вы хотите, чтобы весь город увидел вас в подобном состоянии?
— А кого это волнует? — проворчал Себастьян.
— Ну-ну, граф, вы же должны участвовать в репетиции. Многие полагаются на вас. У вас такая почетная роль, роль Спасителя. Ведите себя соответственно.
Себастьян встряхнулся, попытавшись изобразить слабое подобие достоинства.
— Такие речи не подобает говорить слуге, — заносчиво провозгласил он. — Проводи меня на эту репетицию, как приличествует твоему положению.
Фабиан немного помедлил, потом развернулся на пятках и с поклоном предложил ему пройти к выходу. Себастьян вышел, а я последовал за ним, готовясь подхватить его, если он начнет падать.
Но моей готовности оказалось недостаточно. Он шагнул прямо в первую же попавшуюся на пути замерзшую лужу, и его ноги, словно сбесившись, разъехались в разные стороны. Я успел лишь подсунуть руки ему под голову, чтобы она не грохнулась о плиты мостовой. Фабиан невольно расхохотался.
— Вот истинная проверка божественности, — простонал он, подавляя смех. — Ведь Иисус мог ходить по водам, а исполнитель его роли не способен устоять даже на льду.
Себастьян выругался и, неуклюже поднявшись, схватился за меч. Но тут же вновь поскользнулся и рухнул наземь. Фабиан окинул его выразительным взглядом, его поджатые губы совершенно явно выражали презрение.
— Вы просто жалкое подобие человека, граф, — заявил он. — Присоединяйтесь к нам, когда протрезвеете. Хотя, наверное, легче дождаться второго пришествия.
Он развернулся, сделал шаг к воротам и тотчас же упал. Теперь настал черед графа смеяться. Заливаясь от смеха, он поднялся на ноги, опираясь на меч.
— Не обессудь, приятель, — воскликнул он. — Мы оба поцеловались с мостовой, так что теперь наши шансы уравнялись. Двум падшим душам подобает вместе отправиться в ад. Давай твою руку.
Однако Фабиан не собирался вставать, а лед и снег вокруг него постепенно окрашивались в красный цвет.
С невесть откуда взявшейся силой я схватил графа и оттащил его под защиту низкой ограды.