Теперь взгляд мой устремился на Исаака.
— Возмутительно, — прошипел епископ.
Исаак усмехнулся.
— Я не обижаюсь, — сказал он. — В чем только меня не подозревали! Удалось ли вам разглядеть вашего противника?
— Нет, но я слышал его. Это был голос Мальволио. А Бобо, приглядывавший за мной, заметил человека в монашеской рясе с лицом, скрытым под капюшоном, но с узнаваемой бородкой Мальволио.
— Значит, Мальволио ударил его, — заключил Перун.
— В этом-то меня и пытались убедить, — заметил я. — Но на следующий вечер за партией в шахматы Бобо подсказал мне, что в данном случае есть определенные странности. Невероятно, чтобы спустя пятнадцать лет Мальволио щеголял все с той же черной бородкой клинышком. Бобо предположил, что покушение устроили лишь для того, чтобы мы увидели Мальволио и, оставшись в живых, рассказали о нем, убедив всех в его появлении.
— Неужели вы думаете, что это был не он? — удивилась Виола. — Вы же слышали его голос.
— Сударыня, я могу в точности воспроизвести голос любого из присутствующих в этом зале. А изобразить голос Мальволио смог бы практически каждый в этом городе.
Она посмотрела на меня долгим требовательным взглядом и сказала:
— Вы говорили, что Мальволио убил моего мужа.
— Так ты уже знала? — встрял Себастьян. — Давно ли ты встретилась с этим клоуном?
— Кто бы ни убил Орсино, он знал, что в тот вечер герцог будет один на прогулке, — сказал я. — Но знания о его прогулке по скалам недостаточно. Он ходил туда каждый вечер. Его убийца должен был убедиться, что его не смогут сопровождать трое людей, обычно составлявших ему компанию.
— В тот вечер я заболел, — сказал Марк.
— А я осталась с сыном, — добавила Виола.
— Тогда остается Клавдий, — вставил Перун. — Где он пропадает? Может, мне послать за ним моих людей?
Я взглянул на Виолу. Она задумчиво кивнула головой.
— Клавдия нет в монастыре, — сказал я. — Клавдий здесь.
— Где? — удивился Марк.
— Рядом с вами, — сказал я. — Роль Клавдия играла Виола.
После нескольких мгновений ошеломленного молчания сэр Тоби пробасил:
— Боже милосердный, она опять обдурила нас!
Себастьян пришел в ярость. Он рванулся было к сестре, но его удержали.
— Почему? — выкрикнул он. — Однажды ты уже унизила меня своим маскарадом, почему же решила продолжить свои игры? Неужели ты не могла доверить мне даже этого?
— Пожалуйста, супруг мой, — сказала Оливия. — Успокойтесь. Лично вас это совершенно не касается.
Потрясенный, он повернулся к ней и спросил:
— Вы знали?
— Разумеется.
— Все понятно, — холодно бросил он. — Женский заговор. А этот иудей вам подыгрывал, я полагаю.
Наблюдая за остальными, я постарался выяснить, у кого самый удивленный вид. Епископ, Мария и, как я с удовольствием отметил, капитан — все выглядели потрясенными и раздосадованными. Бедняга Марк совсем растерялся.
— Итак, Клавдия мы тоже можем отбросить, — подытожил капитан, когда волнение улеглось. — Окажите любезность, шут, продолжайте. Чертовски интересная история.
— Благодарю вас, капитан. За следующую разгадку я должен воздать должное моему спутнику, синьору Бобо. Именно он сообразил, что на меня напали только после того, как я проник в тайную игру герцогини.
— Мамы? — неуверенно сказал Марк.
Виола медленно отступала к выходу из зала.
— Во время все той же шахматной партии Бобо навел меня на мысль о том, что в течение того часа, что она искала лекаря, вполне можно было успеть либо самой совершить убийство супруга, либо организовать его. А далее он сказал одну вещь, которая окончательно убедила меня в том, кто именно является убийцей Орсино.
Я повернулся к ней.
— Виола, — нерешительно протянул я. — Меня очень огорчает, что приходится говорить такое…
Я умолк.
О, видели бы вы, как она стояла перед нами, во всей ее царственной красоте! Холодная ярость полыхала в ее глазах, а вид был настолько величественный, что никто не мог отвести от нее глаз. Подняв правую руку, она щелкнула пальцами. Через мгновение Малахий и еще трое крепких слуг материализовались рядом с ней. Она показала на меня.
— Схватите этого дурака и крепко свяжите его, — приказала она.
Я застыл, когда они бросились ко мне.
И пролетели мимо.
Должен признать, он отчаянно сопротивлялся. Невесть откуда появившийся в его левой руке нож зацепил одного из слуг, но их было четверо, а он — один, и победа осталась за ними. Свирепо поглядывая вокруг, он сидел, привязанный к своему креслу. Я присел на корточки и заглянул ему в глаза.
— Вы прекрасно играли, синьор, — сказал я. — Действительно прекрасно. Изучили наши привычки настолько хорошо, что могли бы одурачить даже дурака. Правда, ошиблись со свинцовыми белилами, но это мелочь. А теперь ответьте мне на несколько вопросов. Что это?
Я протянул ему шахматную фигуру.
— Что значит «что»?
— Отвечай, — пригрозил Малахий, приставив нож к его горлу.
Бобо судорожно вздохнул.
— Король.
— А вот это? — спросил я, показывая другую фигурку.
— Королева. Фесте, что вы задумали?
— А эта?
— Епископ.
— А эта?
— Ну, конь, конечно. А вон та — ладья. Фесте, велите же им развязать меня.
Я выпрямился.
— Позвольте мне продолжить шутовскую проповедь. Как вы понимаете, у нас есть свои традиции. Некоторые предпочитают возводить нашу родословную к царю Давиду, который прикинулся шутом, чтобы спастись от преследований, но мы в гильдии считаем главным шутом нашего Спасителя, нашего Господа Иисуса Христа.
— Это святотатство! — громогласно воскликнул епископ.
— Потерпите немного. Ведь Он также говорил правду, украшая ее притчами и парадоксами. И в тот самый последний момент, когда мог спастись, исполнив для царя пару простых магических фокусов, он предпочел молчание. Он позволил, чтобы величественная шутовская процессия провела его по улицам Иерусалима, он принял муки во спасение всех нас. — Я вытащил из мешка свой колпак. — Посмотрите внимательно, господа и дамы, на сей шутовской колпак. Из-за нашего традиционного головного убора обычно говорят, что шуты играют в королей, что сей убор с ослиными ушами является нашей короной. Но предания гильдии говорят иное. — Я нахлобучил колпак и покрутил головой, позвенев бубенцами. — Марк, мне придется допросить вас для проверки. Сколько королей на одной стороне шахматной доски?
— Один, конечно.
— А сколько королев?
— Также одна.
— Сколько слонов, которых иногда называют также епископами?
— Два.
Я повернулся к епископу.
— А сколько епископов в епархии?
— Один, — ответил он.
— Не находите ли вы это странным, Марк? На шахматной доске их двое, а в жизни всего один.
— Да, странно. Но я не задумывался об этом прежде.
— Из скольких частей сшит мой колпак?
— Из трех, — сказал он. — Вон болтаются три конца.
— А кто еще в этом зале носит шляпу, сшитую из трех частей?
— Не знаю, — сказал герцог, окидывая взглядом собравшихся. Потом посмотрел на меня. — Епископ?
— Отлично, государь. Наряду со всем прочим традиции гильдии предписывают нам подшучивать над церковью. И по этой причине мы носим трехсложные шляпы. Французы лучше всех понимают пользу дурацких выходок и, ценя их, называют своих шахматных слонов шутами. Пренебрегая изящными прыжками коня и прямыми выпадами ладьи, король с королевой приближают к себе именно этих пьяно косящих по вражеским диагоналям шутов. И никакой шут, воспитанный в традициях шутовской гильдии, никогда не назвал бы эту фигуру иначе. Так вот, именно во время шахматной партии я и догадался, что на другой стороне доски волк прячется в овечью шкуру, а проще говоря, что Мальволио спрятался под шутовским костюмом.
Затянувшуюся паузу прорезал вопль Бобо:
— Только и всего? И это вы называете доказательством?
— Исходным, — сказал я.
— Господа, выслушайте меня, — взмолился он. — Я действительно Бобо, шут. Это же безумие, настоящее безумие. Гильдия послала меня приглядывать за Фесте. Мы боялись, что он обезумел от горя, узнав о смерти Орсино. Мальволио умер. Его уже давно нет в живых, и мы узнали об этом сразу, как только это случилось, однако этот несчастный простофиля продолжает бредить о нем. Когда он отправился в этот мифический крестовый поход на поиски приключений, я прибыл, чтобы удержать его от беды. Его считают одним из самых уважаемых шутов, мы многим обязаны ему. Однако не осуждайте меня на основании этой сумбурной диатрибы!