Пока карета, поднимая пыль, спускалась с горы, да грохотала через мост, да вновь с гиком и свистом поднималась на гору, старому генералу эти минуты показались вечностью. Те полдня, проведенные в мучительном неведении и гадании, казались теперь ему сущим пустяком по сравнению с тем, что испытывал он сейчас. Ему отчего-то думалось, что именно в эту последнюю минуту, когда до сына и будущей невестки протянуть рукой, и произойдет что-то страшное. Либо сын обомрет от радости, либо упадет с этой проклятой, невесть откуда появившейся кареты и угодит под колеса. Но слава богу, тревогам подходил конец. Довольно-таки прочная карета круто, чуть не завалившись набок, обогнула цветочную клумбу и остановилась перед генералом. Белые сытые кони, мотая взмыленными головами, зафыркали, зазвенели трензелями. Вилли прямо с облучка кинулся отцу на шею, забился в истерическом рыдании:
- Папа! Папочка! Кланяйся. Падай в ноги им. Им - этим людям. Целуй их сапоги. О папа!!!
- Вилли! Сынок! Мой мальчик... Бог с тобой... Что случилось?
- Я не могу. Не могу, папа. Меня трясет. Я еле жив. Мы... Нас чуть не казнили. Мы были на волоске. Нас уже к дереву... О папа!
- Кто же вас? Кто? Где это было? Я пошлю карателей. Я спалю все деревни! Разнесу до камня!
- В лесу. Под этим мерзким Луцком, папа. Нас обстреляли. Мои "оппель" разбили. Потом был суд. Нас к смертной казни... И вот они... Они в последнюю минуту... Трех партизан убили, нас отвязали... О папа! Благодари же. Зови в дом. Вот их начальник.
Генерал, отворотясь, смахнул со щек следы, шагнул к Гуляйбабке, к этому времени уже вышедшему из коляски и молча созерцавшему встречу фон Шпицев.
- Уважаемый господин! Я не знаю да и не хочу знать, кто вы, - заговорил взволнованно генерал, - но уже по одному тому, что вами сделано, могу смело назвать вас друзьями рейха, моими личными друзьями. Я, как видите, плачу, не могу сдержать слез. Мне трудно говорить. Вы сделали для меня самое великое, самое светлое. Вы спасли моего единственного, моего любимого... Нет, нет, я должен сейчас же, сию же минуту... Скажите, чем вас отблагодарить? Что вам дать? Я ничего не пожалею. Лучшего коня? Нет, что я... Возьмите машину. Я вам дам великолепнейший "оппель-капитан". Правда, чуть подпорчен вражеской гранатой багажник, помято крыло, но машина как зверь.
- "Оппель-капитан", господин генерал, моя мечта. Я сплю и вижу себя в "оппель-капитане", но вот беда, у меня конный обоз. Небольшое несоответствие в скоростях получится, господин генерал. Я окажусь вместе с войсками фюрера на Урале, а подчиненный обоз где-нибудь в Бобруйске.
- Но я могу вам выделить несколько грузовиков. У меня их много. Из сотни разбитых собрать пять - семь штук пустяк.
- С радостью бы, но боюсь бомбежек, господин генерал, - быстро нашелся Гуляйбабка. - Колонна машин - это весьма блестящая мишень. Не так ли я говорю, господин генерал?
- Да, вы правы, - качнул седой головой генерал. - Как это русские говорят: "Тише едешь - дальше будешь". Гм-м. Ну а что, если я дам вам новый дом? Нет, что я... Целый особняк с фруктовым садом, речкою и чудесным видом на Полесье?
- Особняк над речкою и тем более с видом на Полесье - лучшего б я и не хотел, господин генерал.
- Ну так возьмите. Я подарю вам его сейчас же.
- Взял бы. С величайшей радостью, но я так спешу, так спешу на Урал, господин генерал. У меня ведь там отцовский особняк. И тоже над речкою, с чудесным видом. Помню, выйдешь на балкончик, и вся Европа, вся Азия вот как тут. На ладони.
Генерал обернулся к адъютанту, который так и не успел надеть на своего подопечного мундир и теперь бережно держал его па руке:
- Курт! Мундир.
Адъютант пулей подлетел к генералу, протянул мундир с тремя Железными крестами. Старик, торопясь, путаясь в пуговицах, бляхах, снял вздрагивающими, жилисто-высохшими руками один из крестов и протянул его Гуляйбабке:
- За спасение сына офицера доблестной германской армии. Хайль Гитлер!
- Зиг хайль! - вытянул руку Гуляйбабка, чуть не коснувшись генеральского носа.
- И прошу вас в дом. К столу, господа! К столу!!
- Папа! Да обрати ж внимание на мою невесту. Ты о ней совсем забыл.
Генерал обернулся и только тут увидел довольно-таки милую, кругленькую и довольно-таки бледную девушку в коротком, легком платьице, обнажавшем, как заметил генерал, весьма недурственные ножки.
- Ах, милая! - спохватясь, воскликнул он. - Как ты бледна, бедняжка. Скорее в дом. Примешь ванну, поешь, отдохнешь...
И он, подхватив под руки Марту и Гуляйбабку, повел их в чей-то чужой особняк, как в свой собственный. Адъютант и офицеры штаба тыла поспешили распахнуть ворота особняка для солдат охраны Гуляйбабки.
9. ВИЗИТ К ГЕБИТСКОМИССАРУ
На второй день личный представитель президента в сопровождении заведующего протокольным отделом Чистоквасенко, помощника президента по свадебным и гробовым вопросам Цаплина, начальника личной охраны Воловича и священника отца Ахтыро-Волынского нанес визит гебитскомиссару Волынской округи.
Предполагалось, что визит займет минут десять - пятнадцать. К этому были готовы. Однако жизнь внесла свои коррективы. Гебитскомиссар срочно уезжал расследовать убийство офицера гебитскомиссариата и, любезно извинившись, принимал, что называется, на колесах - на лужайке особняка, сидя в своем шикарном лимузине.
- О вашей организации мне уже доложили, - говорил он, приоткрыв дверцу и спустив на ступеньку ногу в лакированном сапоге. - Ваша программа отвечает интересам фюрера. Лично я ее одобряю. В наведении нового порядка нам помощь нужна. Мы привезли с собой и бургомистров, и старост, и полицаев, но их не хватает.
Гуляйбабка, слушавший гебитскомиссара без головного убора, склонив голову на плечо, благодарно поклонился.
- Я весьма тронут вашей высокой оценкой, господин гебитскомиссар, и немедленно сообщу об этом господину президенту.
Гебитскомиссар пропустил эти слова мимо ушей. Президент какого-то созданного разбитыми русскими БЕИПСА для него вовсе ничего не значил. У него есть свой "президент" - гауляйтер Украины Эрих Кох. О нем он в эту минуту и подумал.
- Я доложу о вашей организации господину гауляйтеру. Думаю, что он будет благосклонен. У вас все, господа?