- Извините, каким чудом вы оказались здесь, в Западной Украине? Вы только что сами сказали: тридцать лет, как уехали с Урала. Тетушка вас за границу увезла.
- Позвольте заметить, гер штурмбанфюрер, тут вы допустили маленькую неточность. Я сказал "везла", а не "увезла". А это, как сами понимаете, большая разница. Мы дважды пытались пересечь границу. Одному мерзавцу дали полную шкатулку золота. Но он оказался чекистом, и нас сцапали. Тетушку расстреляли как контрабандистку, а меня сдали в детколонию.
- Какая наглость! - вздохнула Берта. - За свое золото и расстреляли. Когда мой супруг убивает за идеи, это я понимаю. За это не жалко. Но за свое золото? Кошмар! - Госпожа Поппе закрыла лицо руками. На пальцах у нее сверкнули золотые кольца.
- Не огорчайтесь, мадам, - поспешил успокоить супругу штурмбанфюрера высокий гость. - Я за тетушку отомстил.
- О, да! Я слыхала. Мы от вас в восторге, - заговорила с жаром супруга Поппе. - Вы истинный герой. Вы спасли немецкого офицера. Вы достойны большой награды. Не так ли?
Поппе согласно кивнул и толкнул в "лузу" гостя четвертый шар. Осталось "разыграть" еще семь.
- Я хотел бы, господин Гуляйбабка, поближе познакомиться с вашей свитой. Если вы не возражаете, то я позволю себе через моего переводчика кое-что у них спросить. Ведь мы друзья, не правда ли? А долг друга все знать о друге.
- Будьте любезны. Мои спутники к вашим услугам. С первым вопросом переводчик обратился к помощнику президента по свадебным и гробовым вопросам:
- Господин помощник, что вы думайт делайт на ост фронта?
- Разумеется, венчать и хоронить, - ответил Цаплин, уныло глядя на переводчика. - И поминать.
- Я просил бы уточнить: кого?
- Разумеется, мертвых,
- Благодарю вас. Вопросов к вам нет, - склонил лысину переводчик и, глянув в свой блокнотик, подошел к Воловичу - начальнику охраны личного представителя президента:
- Штурмбанфюрер выражает свое искреннее восхищение солдатами охраны, которыми вы имеете честь командовать. Он интересуется, где вы их набрали. Кто они?
- Все взломщики, отлично владеющие ломами, - без запинки ответил Волович.
- Есть ли среди них красноармейцы?
- Вы изволите шутить, - нахмурился Волович. - Красноармейцы, как известно, стриженые, а у моих солдат охраны бороды по пояс.
Штурмбанфюрер не стал "доигрывать" шаров: сомнения рассеялись. Свита господина Гуляйбабки подозрений не вызывает. И все же... все же на душе у штурмбанфюрера было неспокойно. Черт знает, что у этих русских на уме?
Пауза затянулась. Гуляйбабка поспешил прервать ее. Он поднялся с бокалом шампанского, заговорил:
- Господин штурмбанфюрер! Мадам Поппе! Господа! Позвольте мне поднять этот тост за здоровье президента "Благотворительного единения" и всех членов его славной организации! Смею вас заверить, господин штурмбанфюрер, что наш президент не пожалеет сил для расширения помощи фюреру в рамках БЕИПСА. Он день и ночь думает о вас. Ярким подтверждением тому его личное послание и медаль БЕ первой степени, которой он вас награждает.
О лесть! Чудная, дьявольская лесть! Ты подкупала царей и королей, ты превращала дураков и бездарей в умнейших, ты, как утюг портного, разглаживала складки на хмурых, разъяренных лицах, ты поднимала в небо немощно-бескрылых; и не один из таких, вознесясь в небеса, обольщенный тобой, забывал про матушку-землю, по которой ходил, и хватал за бороду бога и говорил: "А что, владыка?.. Ведь не ты бог, а я. Не на тебя молятся люди, а на меня. Не о тебе говорят так приятно, а обо мне. Значит, кто-то ошибся, что вознес на небо тебя. Мое тут место. Мое!!!"
Что для штурмбанфюрера какая-то медаль БЕ какого-то русского "Благотворительного единения", когда на груди два Железных креста? Что ему слова какого-то чужого человека, когда ласкала речь самого фюрера. Но... Лесть и тут все же свершила свое. Штурмбанфюрер был счастлив и, стоя с лентой на шее, на которой висела большая, с тарелку, медаль, думал теперь об одном: как бы поскорее донести гауляйтеру в Ровно о БЕИПСА и еще о том, как бы с этой важной информацией его не обскакал пронырливый гебитскомиссар.
- Я неотложно рассмотрю просьбу вашего президента о предоставлении вам пропусков, - сказал он Гуляйбабке на прощание. - Задержка будет день-два чисто формальная. Я жду бланки аусвайс из ставки господина Эриха Коха.
Штурмбанфюрер схитрил. Бланки удостоверений у него лежали в сейфе. Однако заполнять их фамилиями не прощупанных до конца представителей БЕИПСА он пока не торопился. Закрывшись в служебном кабинете, штурмбанфюрер сел за стол и сочинил срочную телеграмму:
"Владимир-Волынск тчк начальнику отдела СД тчк прошу вас весьма срочно проверить и сообщить создавалось ли Хмельках Благотворительное общество оказанию помощи войскам рейха тчк шеф гестапо города Луцка штурмбанфюрер Поппе".
Написав это и поставив точку, штурмбанфюрер удовлетворенно потер руки:
- Прекрасная идейка! День ожиданий - и орех будет раскушен.
11. ГЕНЕРАЛ ФОН ШПИЦ ПОПАДАЕТ В ТЯЖКОЕ ЗАТРУДНЕНИЕ
Преданность рейху, храбрость, проявленная при спасении сына Вилли, безукоризненная деликатность, свежесть ума, находчивость и многое другое, подмеченное мудрым глазом, покорили старого генерала Шпица, и он проникся к русскому парню - личному представителю президента БЕИПСА - особым уважением. Мало того, он стал доверительно советоваться с ним.
Однажды, сидя в служебном кабинете за чашкой алжирского черного кофе, генерал пожаловался Гуляйбабке на тяжкие затруднения со снабжением армии нательным бельем и особенно обувью. Все снабжение рассчитывалось на два месяца. За это время германская армия должна была закончить восточную кампанию и расположиться в казармах или вернуться домой. Но восточная кампания явно затягивалась. Из полков и дивизий все чаще и чаще поступали кричащие телеграммы: "Просим выслать белье и портянки. Солдатам нечего носить". "Сапоги истрепаны. Еще две-три недели, и дивизия будет наступать босиком".
Набравшись смелости, Шпиц послал в Главное интендантство телеграмму: "Резерв сапог и белья иссяк. Армии грозит босоногость и вшивость. Прошу доложить об этом фюреру".