- Ах, вот вы зачем пожаловали, голубки! - по-мужски подбоченясь, процедила она... - Вздумали сватать мою Марийку, мою ягодинку. А этого вы не видели?..
Гапка широко расставила ноги, слегка наклонилась вперед, будто собралась сражаться боксом, сунула под нос усатому свату кукиш и повторила:
- А этого, я у вас спрашиваю, вы не видали?
- Гарпина Христофоровна! Да що же вы так? - раскинул руки Квасенко. - Мы к вам с добрыми, приятными намерениями, а вы нам этакий кукиш.
- С приятными, говорите? А где это приятное? Ну-ка покажи? Вы что, поослепли или в ваших очах бельмо и вы не бачите, що творят за Бугом? Гитлер пушки под каждым кустом расставил, пудовыми чушками их зарядил, а они свататься. Вин побачьте, до чего обнаглел вражина за рекою! Из пушек бы по ним. Заряд дроби бы этому косому Гитлеру в одно место, а вы по хуторам с рушниками, заманиваете в жены несмышленых девчаток. Да я б вас прутом, ремнем, крапивой... в караул, под ружье!
- Извините, Гарпина Христофоровна, но мы не солдаты, - поклонился Квасенко. - Мы всего-навсего рабочие строительного батальона и все, что нам приказано делать па ваших Жменьковских высотах, делаем, как вы сами изволили видеть, превосходно. Что же касается нашей армии, то будьте уверены, Гарпина Христофоровна, есть у нее и пушки, и танки, и все, что надо для заряда, как вы изволили сказать, косому Гитлеру в одно место.
- Ну, коль так, то хай тому и буты, - топнула ногой Гапка. - Прошу вас до хаты!
Не станем рассказывать, как тетка Гапка угощала сватов и зятя яичницей с салом, варениками и вишневой настойкой, как пел под гитару Марийки сват Квасенко... Скажем лишь, что сватовство затянулось до третьих петухов и уставшие от застолья жених и невеста вышли в сад под вишни на лавочку.
- Марийка моя, звездочка степная, - жарко обнимая девушку, говорил Бабкин. - Как я рад, что нашел тебя! И где? На каком-то маленьком пограничном хуторе. Я как увидел тебя, так и сна лишился. Лежу в палатке, а перед глазами ты... Такая милая, хорошая...
- И я все думала о вас, - вздохнула Марийка, прижавшись своим хрупким плечиком к плечу старшины. - Думала и боялась за вас.
- Боялась? Чего?
- Да вы ж так близко от границы! И без оружия.
- А ты? Твой хутор разве где-то за Днепром?
- Наш хутор недалече, но все ж... Мы хоть успеем убежать.
Старшина вспомнил слова лектора из штаба армии и сказал:
- Не волнуйся, Марийка. Нам не придется отступать. У нас же столько войск! А вот домой к себе, на Смоленщину, я тебя увезу. Вот сдадим комиссии последний дот и по домам - учительствовать в родную школу.
На улице послышался бешеный топот конских копыт, и вскоре к плетню подскакал знакомый верховой из штаба рабочего батальона. Бабкин подошел к нему. Сердце, предчувствуя что-то неладное, учащенно билось.
- Что случилось? - спросил он у верхового.
- По всему погранрайону объявлена боевая тревога. Вам пакет от комбата, он протянул конверт. - Прочтете или посветить?
- Прочту. Светает уже.
Бабкин разорвал конверт, взглянул на тетрадный листок и пошатнулся к плетню. Война! Через час немцы начинают войну. Рабочих роты приказано срочно отводить на восток. К Пинским лесам.
Подбежала Марийка:
- Ванечка, что с вами?
Бабкин глянул на Марийку глазами, полными слез.
- Война, Марийка. Война. Обеги весь хутор. Скажи людям, чтоб уходили. И сами. Сами уходите, - он неопределенно махнул рукой в сторону занимавшейся зари. - На восток. Туда...
- А вы? Как же вы? - она обхватила его за шею, боясь, что вот сейчас он, ее жених, ее почти муж, ускачет от нее надолго, навсегда.
- А мы? Мы - мужчины, Марийка, - поборов минутную расслабленность, сжав кулаки, стал грозно Бабкин. - Если что - будем бороться. Прощай!
- Прощай, - ухватилась за стремя Марийка, - Ой, какая ж я несчастливая!
Кони уносили безоружных парней в неизвестность.
3. В ХМЕЛЬКАХ УЧРЕЖДАЕТСЯ НОВЫЙ ПОРЯДОК
Пограничный городок Хмельки не хуже других на Волыни. Тут было все: и белые мазанки, и традиционные вишневые садочки, и пирамидальные тополя с аистами на вздетых колесах, и улыбчивые подсолнухи за плетнями... а вот поди ты, хмельковцев недооценили. В то время как в других советских пограничных селах жителям в первый же день войны "посчастливилось" увидеть роскошные пожары, фейерверки бомб, одноэтажные и двухэтажные виселицы, довелось любезно познакомиться с доблестными солдатами фюрера и услышать от них такие "приятные" слова, как: "матка, курка, яйки", "хальт!", "руки вверх!", "стань к стенка!" и тому подобное, здесь, в Хмельках, держалась почти предвоенная тишь, если не считать двух хат, разбитых шальными снарядами, да трех коров, сраженных осколками.
Вообще-то гитлеровские генералы не собирались обижать Хмельки. Разрабатывая план похода на Урал и дальше, они нанесли этот милый, тихий городок на карту в число тех селений, кои надлежало осчастливить "новым порядком" в Европе. Меж тем шел пятый день войны, а в Хмельках никто из учредителей "нового порядка" так и не появился. Войска фельдмаршала фон Бока шли в каких-нибудь десяти - пятнадцати километрах правее, левее города, а иногда машины грохотали и того ближе, но ни один батальон, ни одна рота второго эшелона не сочли нужным завернуть в Хмельки.
Священник отец Василий и пономарь Голопузенко обвинили в этом самого Адольфа Гитлера. Это-де он обидел маленький городишко. А между тем во всем был виноват тот, кто основал Хмельки в таком неказистом месте.
Солдату пятой роты сто пятого пехотного полка Фрицу Карке, достигшему в числе первых автоматчиков западной окраины городка, сразу же не понравилась хмельковская земля. Перед походом на Россию ему показывали вовсе не серую глину, перемешанную с песком. За час до наступления командир роты обер-лейтенант Дуббе принес в роту ящик жирного чернозема и, поставив его перед строем роты, призывно воскликнул:
- Солдаты! Перед вами подлинные образцы полтавского и кубанского чернозема. Только осел, круглый идиот или безрогая скотина не пожелает отличиться и получить этот клад. Лично я готов за эту землю лечь костьми. Такого же мнения и господа унтер-офицеры. А теперь разрешаю вам подойти к ящику и посмотреть. Можно и пощупать.