- В данной ситуации я готов бы к черту в денщики, лишь бы скрыться и не возвратиться, - сказал Гуляйбабка. - Пусть бы эта падаль перемерзла вся. Но каша заварена, и ее надо удачно расхлебать.
- Самое лучшее "хлебанье", сударь, - это прикончить эту комедь.
- Нет, Прохор Силыч, и еще раз нет! Я буду счастлив, если скопырится еще хоть один предатель. Трогайте. Поехали!
- Куда же мы?
Гуляйбабка молча кивнул на мрачные развалины Смоленска, над которыми все еще держалась вьюжная ночь.
16. ПОХИЩЕНИЕ ГУЛЯЙБАБКИ ВМЕСТЕ С КУЧЕРОМ И КОНЯМИ
Тройка Прохора мчалась по ночной улице Смоленска довольно-таки быстро, и остановить ее мог разве только встречный огонь или внезапно возникшая стена, но нашлись люди сильнее огня и стены. Их было двое. Двое в фуфайках, шапках-ушанках и серых валенках с загнутыми голенищами. В том месте, где улицу сдавили старинные каменные дома, с двух сторон кинулись они на разгоряченных коней и, повиснув у них на постромках, враз остановили - вздыбленных, храпящих. В следующее мгновение тройка была повернута в распахнутые слева ворота, и на нее обрушилось два кнута. Укутанный в тулуп Гуляйбабка и ухватиться за маузер не успел, как возок оказался где-то в подземном, освещенном фонарями дворе, а сам он вместе с Прохором в плену у группы людей, вооруженных автоматами ППШ.
Командовал всем этим ловко организованным похищением плечистый моряк в стеганом бушлате. Он же первым и заговорил, подойдя к возку:
- Как самочувствие? Не ушиблись? Ажурчик. А бушевать не надо. Не надо, детки. Эти шалости у нас ни к чему. Уймите свое восьмибалльное волнение до полного штиля и попрошу за мной. Нет, нет. Только вы, молодой человек. А дядька-черномор пусть останется здесь, с лошадками.
Гуляйбабка спрыгнул с возка.
- Что сие значит? Кто вы? На каком основании задержали?
- Детка, я же тебя родительским голосом просил: не шуми, не пускайся в шалость, а ты за свое. Придет час - все узнаешь. А сейчас топай, топай, детка, за мной.
- Верните оружие, - строго потребовал Гуляйбабка, не в силах расстаться с маузером, который уже повесил себе на бок один из смельчаков в валенках и ватнике.
Морячок грозно обернулся к новому "хозяину" роскошного маузера:
- Гриня, сколь раз я говорил тебе: "Кончай игру в менялки, не трогай чужие игрушки". А ты опять за свое. А-я-яй, как нехорошо!
Здоровый, плечистый матрос, тихонько насвистывая "по морям, по волнам", широко зашагал впереди. Твердая, хозяйская поступь его гулко вызванивала в подземелье "тах, тах, тах". Через каждые пять - десять шагов тьму подземелья с трудом рассеивала старая, закопченная "летучая мышь". По ней Гуляйбабка определил, что обитатели, подземелья хозяйничают здесь давно.
У пятого фонаря жался к стене небольшой канцелярский стол, на котором стояли полевой телефон в желтой коробке и штырь-наколка с изъятыми пропусками. Возле стола от стенки к стенке прогуливался усатый мужчина в новенькой милицейской шинели с наганом на боку. Увидев идущих, милиционер подошел к столу и нажал кнопку. Из боковой двери вышел еще один милиционер в гимнастерке, перехваченной желтыми ремнями. На седеющей голове его ярко горел малиновый околыш.
- Остановитесь, - строго сказал милиционер в гимнастерке и, взяв со стола фотокарточку, пристально посмотрел на Гуляйбабку.
- Он? Не ошиблись?
- Он, - вздохнул матрос. - Наконец-то. Десять дней охотились.
- Попался все же, - улыбнулся милиционер, однако тут же погасил улыбку. Господин Гуляйбабка, оружие сдать. Что у вас в карманах?
- Перочинный нож.
- Ножичек оставьте.
Гуляйбабка выложил нож на стол, снял меховую шапку, пошутил:
- Есть еще иголка. С нитками.
- Без острот, - оборвал строгий милиционер. - Следуйте за мной.
Гуляйбабка, отдав честь оставшемуся у столика матросу, нырнул в боковую дверь вслед за милиционером. Дверь ввела в узкий "коридор" старинной, давно заброшенной канализации. Если б не электрическое освещение, здесь бы и шагу не сделать впотьмах. Всюду торчали концы труб, проволоки, под ногами валялись бревна, кирпичи...
- Куда мы идем? - спросил Гуляйбабка, прыгая с камня на камень. - Не к бесу ли в гости?
- Не торопитесь с выводом. Потерпите.
- Терплю.
Терпеть подземное "бездорожье" пришлось недолго. Пройдя еще несколько сот метров по канализационной трубе и свернув в одно отводное колено, затем в другое, милиционер провел Гуляйбабку по узкой железной лесенке вверх и ввел в просторное подвальное помещение, ярко освещенное трехрогой медной люстрой, тяжело свисающей с бетонного овального потолка. Жилым уютом и служебной строгостью дышал этот подземный, затерянный где-то под домами Смоленска, уголок. Стучала машинка, шипел чайник, мирно тикали на стенке часы. По ковровой дорожке от порога до двери, обитой синим дерматином, прохаживался, посматривая на миловидную девчонку-машинистку, молоденький милиционер. Тут не чувствовалось войны. Тут, в чьей-то подпольной приемной царил покой и мир. О страшной военной грозе, громыхавшей там, наверху, говорили только плакат, взывавший к оружию, и противогаз на столе машинистки.
- Разденьтесь и обождите, - приказал милиционер-провожатый и, указав на вешалку и кресло, прошел в дверь, обитую дерматином. Через минуту он вернулся и пригласил: - Пройдите.
Гуляйбабка вошел в кабинет, и ему сразу бросился в глаза Т-образный стол, застланный красным полотном, и люди, сидящие за ним, - гражданские и военные. Один из них, бледный, худощавый, в толстовке военного покроя, тот, что сидел в конце стола, встал:
- Товарищ Бабкин, здравствуйте! Проходите к столу, садитесь.
- Во-первых, я не товарищ Бабкин, а господин Гуляйбабка, - ответил старшина. - А во-вторых, прошу сказать мне, где я нахожусь и с кем имею честь разговаривать?
- То, что вы теперь уже стали не Бабкин, а Гуляйбабкой - мы, пожалуй, учтем. Как, товарищи, учтем?
- Учесть! Конечно. В целях конспирации, - отозвались сидящие за столом.
- А вот насчет господина, - продолжал человек в толстовке, - принять не можем. Вы наш земляк, член партии. А в партии, как сами понимаете, нет господ. Поэтому в этих стенах мы будем называть вас товарищ. Итак, товарищ Гуляйбабка, вы находитесь в Смоленском обкоме партии. Разумеется, в подпольном обкоме. Я секретарь обкома, а это, - он повел рукой, - члены бюро.