— Да, мадам, заявки на одиночек не принимаем, — подтвердил Цаплин. — Ведем только оптовый отпев, всех сразу. Но ради вас, мадам, ради такого случая…
— Спасибо. Пардон. Битте-дритте вам, — подхватилась, кланяясь, дама.
— Мерси. Не стоит, мадам. Простите, вы не уплатили пошлину.
— Ах, извините. Забыла. В волнении. — Дама щелкнула замком сумочки. Сколько я вам обязана?
— Недорого, мадам. Таких людей, как ваш Кутя, наша фирма отпевает дешево. Семьсот марок с протянутых ног.
Дама отсчитала деньги. Цаплин сунул их в сейф, поклонился:
— С прискорбием, до свидания. Пухом могила вашему племянничку, мадам.
В это время перед столиком уселся еще один претендент на дешевую могилу длинный, жилистый старик с холеным лицом, чисто выбритым и зашпаклеванным пудрой. На коленях он держал авоську, туго набитую рваными клочьями черного пальто.
— Чего изволите? — обратился Цаплин.
— Я управляющий барона Брюнтера-Грюнтера, пан Спичка, — начал старик, зашпаклеванный пудрой. — Точнее, покойного барона.
— Его длина, ширина? — без лишних расспросов сразу же начал заполнять бланк Цаплин.
— Тонкий, не слишком высокий. Аршина два с половиной, не более. Но, видите ли…
— Все видим, уважаемый, все понимаем. Он у вас убит, повешен, пристукнут или собственной смертью?
— Ни то, ни другое и ни третье.
— Простите, не понимаю.
— Дозвольте — объясню?
— Сделайте одолжение.
— С бароном произошла неслыханная, невероятная трагедия. Он погиб страшной, мучительной смертью.
— И какой же, осмелюсь вас спросить?
— Его, несчастного, заели кошки и собаки.
— Кошки и собаки? Да что вы говорите?! Это неслыханно. Ну, я понимаю — на барона напали волки, на худой конец голодные лисицы, но чтоб кошки…
— Да, но, к сожалению, это так, — вздохнул пан Спичка. — Его именно загрызли эти мерзкие кошки и собаки. Цаплин весь подался вперед:
— И как же… как же это они его? При каких обстоятельствах случилась эта страшная трагедия?
— Видите ли, господин начальник, этой трагедии могло и не быть, если бы покойный барон не был таким упрямым. К тому ж еще и склероз. В последнее время барон часто забывался. То оставит в туалете подтяжку, то спутает декабрь с маем и выбежит на улицу, как малое дитя, раздетым… Но это к слову, так сказать, пролог к трагедии, а все началось с налога. По приезде в свое новое имение вздумалось барону собрать налог за кошек и собак. Пятнадцать рублей за кошку и двадцать пять — за собаку, а денег у жителей нет. А возможно, и саботажничали, не платили. И тогда барон приказал конфисковать у неплательщиков всех кошек и собак и не возвращать их до тех пор, пока не принесут налог. И вот в один прекрасный день на дворе барона появилось ни много ни мало, а триста двадцать кошек и четыреста семьдесят пять собак! Поднялся невообразимый лай и мяв. Собаки кинулись на кошек, кошки — на собак. Я заткнул уши ватой, упал на колени перед бароном: "Ваше благородие! Опомнитесь. Что вы делаете? Выпустите эту свору. Они погубят нас. Мы все сойдем с ума". Но где там. Барон и слушать не стал. Деньги занимали его. По пятнадцать рублей с кошки и двадцать пять с собаки. Он ждал плату два дня, три… а на четвертый, забыв, что во дворе доведенная до озверения свора, барон вышел на крыльцо — и конец. Царство ему небесное! Даже костей не собрали. Остались только вот клочья от пальто.
— Да-а, — произнес Цаплин. — Вот это история! Из всех историй — история.
— Ах, и не говорите! Грустнее и глупее и быть не может. Принес вот клочья. Нельзя ли их отпеть? Вместо барона.
— Какой веры был ваш барон?
— Католической. С давних лет католик.
Цаплин развел руками:
— С радостью бы отпели, но увы! У нас православный священник. Низко кланяюсь.
Пан Спичка, бережно неся останки пальто, вышел. Цаплин позвонил Гуляйбабке:
— Имею честь сообщить вам «горькую» новость: голодными кошками и собаками съеден его превосходительство барон Грюнтер-Брюнтер.
14. НОЧНЫЕ ТАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ, ИЛИ КАК ГУЛЯЙБАБКА ЗАКАЛЯЛ ПОЛИЦАЕВ
Мороз не играет в политику. Бродяга мороз нейтрален. Какое ему дело до того, что в снегах под Москвой замерзает по-летнему одетая армия фюрера, что каким-то курсантам-полицаям надо выходить в тонких шинелишках и хромовых сапогах в чистое поле на тактическое занятие. Он крепчает — и баста. Трещит в заборах, стенах домов — и крышка. А ночью под святую Николу так завернул, что окна гостиницы, где жил Гуляйбабка, покрылись вязью толщиной в палец.