— Мой папа хотел посмотреть мою невесту. Он волновался. Он хотел знать, в надежные ли руки попадает его наследство.
— Да, да. Он просил нас. Умолял, — не в силах унять слезы, заговорила Марта. — О, пощадите, не убивайте нас!
— Почему вы не на фронте, лейтенант, в то время, как другие льют кровь?
— Мой папа добился отсрочку. Свадебную отсрочку.
— А если б не отсрочка? Пошел бы убивать?
— О, да! Так требует фюрер. Я солдат.
— Выходит, вы цените свою свадьбу, а на свадьбы сотен, тысяч русских парней вам наплевать?
— Не знаю, не знаю. Ничего не знаю. Пощадите меня!
— Никакой пощады! — ударил гневом голос переводчика. — Партизанский суд именем советского народа приговаривает вас, господин Шпиц, и вашу сообщницу за незаконное вторжение на территорию СССР к смертной казни через повешение. Приговор приводится в исполнение немедленно.
Вилли и Марта стоять не могли. Их подхватили под руки, повели к толстому дереву, поставили рядом, привязали веревкой.
— Вилли!
— Марта! О небо! Спаси!!!
Как расскажет впоследствии Вилли, храпевший на небе бог вдруг очнулся, глянул на землю и, увидев двух привязанных к дереву молодых людей и взвод изготовленных к стрельбе партизан, взмахнул перстом, и вместо залпа по казненным грянул залп по казнящим. К месту казни с гиком, криком, топотом ворвалась чья-то кавалерия. Вилли не мог сквозь плотное черное полотно ничего увидеть, но по звону клинков, ружейной пальбе, воплям раненых, свалке, кулачной потасовке понял, что небо пришло на помощь, что надежда на спасение есть.
И точно. Там и сям еще хлопали одиночные выстрелы, а к ним уже подбежали какие-то люди, сорвали повязки с глаз, отвязали от дерева.
— Вы свободны, господа! — сказал один из тех, кто перерубил саблей веревку, длинный, жилистый человек в черном фраке.
Вилли и Марта кинулись на колени, обняли за ноги своих спасителей, но они отстранились, показали на столпившихся у опушки всадников и красивую карету.
— Благодарите тех, — показали знаками спасители. Вилли и Марта подбежали к карете. На ступеньке ее сидел молодой человек с фюрерскими усиками в роскошном черном фраке и курил сигарету. Вилли и Марта упали перед ним на колени.
— Мы не знаем, кто вы, — заговорил Вилли, — но мы… я и моя невеста, будем всегда, вечно вам благодарны.
— Молодые люди, встаньте и утрите свои слезы, — сказал на чистом немецком языке щеголеватый господин с фюрерскими усиками. — Грозящая вам опасность устранена. Те, кто напал на вас, жестоко поплатились. Одни убиты, другие спаслись бегством. Вы под надежной защитой славного БЕИПСА, а точнее "Благотворительного единения искренней помощи сражающемуся Адольфу". Кого имели честь спасти мои храбрые солдаты?
— Лейтенант доблестной немецкой армии, сын генерал-майора Шпица — Вилли Шпиц! — вытянувшись, отрапортовал лейтенант. — А это моя невеста, дочь известного колбасника — Марта Данке.
Человек в шикарном фраке любезно поклонился.
— Вас имеет честь приветствовать личный представитель президента БЕИПСА господин Гуляйбабка. А это, знакомьтесь, моя свита, — кивнул он на четырех господ, стоявших тут же. — Представил бы каждого отдельно, но времени для церемоний нет, кругом опасность. Партизаны. Прошу вас в карету. Я вывезу вас на шоссе, а там вы доберетесь до своего папаши на попутных.
— Нет, нет, — замахал руками Вилли. — Ни в коем случае. Ни за что! Я не отпущу вас. Мы повезем вас к отцу. Вы достойны вознаграждения.
— Рад бы, но… — Гуляйбабка развел руками. — Но у нас несколько иной маршрут. Мы полагали побывать на освобожденных территориях Белоруссии.
— О, не обидьте! Умоляю, — ухватился за рукав сын генерала. — Хотя б на час, на полчаса, а там мы вас доставим куда угодно, куда изволите. У папы машины, кони, самолеты… Марта, да что ж ты стоишь? Проси!
— Простите, я посовещаюсь, — поклонился Гуляйбабка.
Он отвел своих товарищей от кареты, обнял их:
— Друзья, спасибо! Такую персону захватили! Прикрытие что надо. Но будем осторожны. В Луцк к генералу со мной едут Цаплин, Чистоквасенко, Волович и отец Ахтыро-Волынский. С людьми остается Трущобин.
— Слушаюсь!
— Сосредоточиться в лесу и ждать моей команды.
— Слушаюсь!
Гуляйбабка вернулся к карете, бодро объявил:
— Как ни велико отклонение от маршрута, но я не смею отказаться от столь любезного приглашения таких важных и милых особ. В карету, господа! Вперед на Луцк!
…Главный квартирмейстер четвертой армии генерал-майор фон Шпиц допивал второй пузырек валерьянки, когда в кабинет вбежал, запыхавшись, адъютант и доложил: