А Сестры... эти сами кого хочешь заставят плясать под свою дудку. Да и как бы Ника не изображала нормальную жизнь, художница так и осталась убийцей. Она же неживая абсолютно! И дома у нее неуютно - просторно, мебели мало, ни одной лишней вещички на полке не стоит, чистота идеальная. Будто и не живет там вовсе никто. Нет, прав был Вилен, когда говорил, что деятельность ордена, да и сами Сестры - нечто противоестественное природе. Не зря их даже в храмы других богов не пускали, если Сестры приходили с орденскими клинками за спиной - обычные люди не знали, что означало выбитое на лезвии клеймо, а вот храмовники...
От моря донесся всплеск, будто не девушка в воду нырнула, а кто-то бросил впечатлительных размеров булыжник. Кириган хотел было сходить проверить, все ли в порядке с Никой, но здраво рассудил, что если и в порядке, то девушка подумает, что он наверняка подглядывал.
Вообще-то Ника и ждала, что парень побежит узнавать, что это был за всплеск. Но Кир не пришел. Даже не окликнул. А ведь художница специально проверяла его. Но то ли он не слышал, то ли ему не было никакого дела до своей спутницы, во что, впрочем, верилось с трудом, то ли парень просчитал ее. Мерзавец, с восхищением подумала Пропавшая, а если бы я сейчас уже тонула?
Вода в море была прохладная, но распаренной у костра Нике казалось, что ледяная. Воткнув в песок прихваченную с собой палку, конец которой теперь не горел, а тлел, мерцая красным, художница скинула с себя одежду и полезла в воду. Но далеко отплывать не стала - сейчас туман, мало ли. Да и свет импровизированного маячка может затеряться. Их стоянку уже и отсюда-то было плохо видно - в молочно-белом невесомом покрывале, что плыло над землей, костер смотрелся пушистым расплывчатым бледно-желтым пятном. И хоть бы луна вышла! Так нет же, небо подпирали неподвижные низкие тучи, отчего у девушки создалось ощущение, что в нее вперился тяжелый немигающий взгляд.
***
Кириган все-таки сходил и проверил - уж больно долго Ника не возвращалась. Пришлось бросать варящуюся в маленьком котелке кашу и идти на поиски.
Парень вглядывался в туман, спрятавшись за разлапистым деревом, выброшенным на берег. Кириган вовсе не хотел подглядывать, а спрятался потому, что если с девушкой все в порядке, он незаметно уйдет, будто и не было его тут. Море спокойно покачивалось, тихо слизывая с берега гальку - ни единого всплеска. Да где же Ника? - начал беспокоиться Кир и, чтобы успокоиться, провел пальцем по гладкой поверхности талисмана, лежащего в кармане.
Резкий порыв ветра, толкнувший в бок застывшего на корточках парня, отогнал туман и сдвинул с места неподвижные тучи. Кое-где в тучах образовались прорехи, сквозь которые, словно через решето, пробивался лунный свет, крапчатой россыпью ложившийся на водную гладь. Кириган, который догадывался, что сейчас будет повторение вчерашней ночи, весь подобрался, как перед прыжком, принялся разглядывать расчистившийся от тумана берег и наконец увидел художницу.
Ника, затянув шнуровку на рубахе, подобрала с земли сапоги и штаны и пошла к стоянке. То ли решила, что ей ничего не угрожает, то ли принципиально решила не бегать - она же не трусиха какая. Кириган, напряженно следивший за всем этим, облегченно выдохнул, посидел, привалившись к дереву и глядя, как туман снова наползает на берег, и пошел вслед за Никой.
Девушка уже помешивала оставленную без присмотра кашу. Сапоги и штаны были свалены кучей на плаще художницы. Кириган оглядел фигуру Пропавшей с головы до ног, подметил, что при его появлении Ника неловко попыталась одернуть доходящую до середины бедра рубаху, и усмехнулся. Уж Несущих Смерть стеснительными язык не повернулся бы назвать. Перед тем, как убить клиента, они иногда такое вытворяли... Киригану, когда Вилен ему рассказал об этой особенности служения девушек в ордене, даже стыдно было об этом думать, не то что представлять. Да и перед их побегом из города Ника спокойно разгуливала перед ним нагишом и ничуть не стеснялась. А тут стоит, рубашечку одернула - сама невинность.
Нике этот его взгляд очень не понравился. Сначала оценивающий, потом презрительный, а теперь вот задумчивый и в то же время будто прикидывающий, насколько она хороша. В чем хороша, Ника старалась не думать. Хотя художница и не была уверена до конца - так на нее еще никто не смотрел, и сравнивать было не с чем. Ника, к удивлению своему, покраснела, потом разозлилась на себя, кинула ложку в котелок и кивнула Киру:
- Следить надо за кашей. Она пригорела,- и села на свой плащ, упрямо скрестив руки.
Кириган спокойно снял котелок с огня, приправил кашу солью и пододвинул поближе к художнице. Та даже не взглянула - упрямо вздернув подбородок, Ника смотрела на обволакивающий стоянку туман. Она уже и сама не понимала, почему так разозлилась. Взгляд Кира был сродни тех, что встречали ее среди сверстников - холодный прищур, когда понимаешь, что человек о тебе думает что-то очень нехорошее. И такое паскудное чувство бессилия возникает внутри от этого взгляда! Наверное, это бессилие злило девушку больше всего - она как будто снова оказалась в детстве и стояла сейчас напротив соседского мальчишки, главного зачинщика обидных потех над ней.
Значит, Кир не такой уж и простой, каким хочет казаться. Она-то думала, что он - мальчишка, который чуть ли не с восторгом слушает сказочки о грозном ордене Несущих Смерть. И, стало быть, Ника для него тоже что-то вроде рыцаря - недосягаемого и возвышенного, с этаким налетом романтичности. А тут - будто этого самого рыцаря окатил помоями, причем ни за что, да еще и подкравшись со спины, его верный оруженосец. Что ж, девушка все учла, хотя заострять свое внимание на этом вообще не стоило бы - в голову к каждому не влезешь. Нет ни одного человека, который о самых близких не думал бы сколь мало плохо, чего уж говорить о какой-то малознакомой девке. Но художнице стало обидно. Как в детстве.
- Ты чего не ешь? - удивился Кириган, пододвигая котелок к себе и зачерпывая наваристую кашу ложкой.
- Никогда больше не смотри на меня так,- глухо приказала девушка. Не попросила, а именно приказала.- Я ничего тебе не сделала плохого.
Кир ясно увидел, как перед ним снова сидела маленькая девочка с надутыми от несправедливого обвинения губками. Интересно, подумал парень, как долго девочка будет главенствовать? При их первой встрече художница очень быстро взяла себя в руки.
- О вас многое говорят,- осторожно начал парень, тщательно подбирая слова и следя за реакцией своей собеседницы.- Ты наверняка знаешь, какого невысокого мнения о вас прекрасная половина населения Тарии.
- И какого высокого - сильная половина,- невольно улыбнулась Ника.- Что, тоже любопытно? Хочу тебя разочаровать - мы все-таки орден, а не бордель, так что это все не более чем созданный нами же образ.
К тому же все девушки принадлежали Хозяйке, которая не собиралась делить своих воспитанниц с мужчинами. А если какая-нибудь Сестра все же осмеливалась пойти против устава, ее мужчина умирал. Вечером ложился спать, а утром просто не просыпался. Отступницу же в ордене не трогали, она продолжала служить. Ей даже слова не говорили, будто и не случилось ничего - Аола считала, что это действует получше вразумляющих бесед и телесных наказаний. Впрочем, многие из послушниц навсегда были покалечены обрядом деления крови на троих, так что потерю они переживали не так тяжело, как хотелось бы Старшей Сестре. Нике, которая ради прохождения обряда отдала самое дорогое, что может быть у человека, было, опять же, легче всех. Но всего этого художница рассказывать, конечно, не стала, пусть даже и ничего секретного в этом не было.
Кириган, который в слова убийцы не особо поверил, хитро улыбнулся. Девушка фыркнула - она была слишком гордая, чтобы разубеждать парня. Не верит - его дело.
Хотя художница порой и сама не могла сказать, во что можно было верить, а во что нельзя - при ближайшем рассмотрении все традиции, на которых стоял орден, оказались нагромождением лжи, облаченной в обертку из красивых слов.