Девушка будто бы сглазила - перед ними, отломившись от могучей березы, рухнул не менее могучий сук, перегородив дорогу. На месте разлома желтела древесина вперемешку с коричневой трухой, кое-где висели лохмотья коры. Ветер свистел, гулял между стволов, путался в листве, взъерошивал кроны, будто стараясь приободрить. На деле же выходило наоборот.
Ника посильнее запахнулась в плащ, поправила сползающий с плеча мешок и прибавила ходу. Кир тоже решил не отставать - мало ли. Наверное, лучше было бы переждать непогоду под каким-нибудь внушающим доверие деревом или выворотнем, но оных поблизости что-то не наблюдалось.
- Ну, Кир,- пригрозила Ника,- если мы до вечера не доберемся до деревни, пеняй на себя.
***
Постоялый двор назывался "Три совы". Вход сторожили две вырезанные из дерева фигурки этой благородной птицы, третья распростерла в полете крылья над красиво выведенным на вывеске названием. Внутри было по-домашнему уютно: в очаге горел огонь, на окнах висели кружевные занавески, на круглых столиках - белые скатерти; на каждом столике - резной подсвечник в форме соединившей кончики крыльев совы, будто спрятавшей свечу от ветра. В зале народу было немного - пару выпивох да семья из трех человек, степенно поглощающая ужин. Непогода - кто успел придти до ливня, в конце концов обрушившегося на землю, тот и сидел сейчас здесь.
Заправляла тут всем белокурая женщина с ясными голубыми глазами и по-детски открытым взглядом. Она с удовольствием сдала Киру и Нике, промокшим до нитки, комнаты и пообещала позвать вниз, когда ужин для них будет готов.
Художница, поднявшись к себе в комнату, быстрее избавилась от мокрой одежды и завалилась спать - ее колотил озноб. В комнате было тепло, приятно пахло травами - под потолком висел холщовый мешочек, под завязку набитый душистым сеном и источающий этот запах; за окном бушевал дождь.
Кир ложиться не стал - повесил плащ сушиться, переоделся в сухую одежду и спустился вниз. Посидел с выпивохами, послушал их сетования на тещ и их дочерей, поужинал и решился пройтись по деревне, благо дождь наконец поутих.
Деревня оказалась большой, домов на двести, со своей почтой - обычной и магической, с кузницей, портняжной, обувной и гончарной лавками. Глину добывали тут же - при выезде из деревни располагались несколько вырытых глиняных ям, после дождя заполненных рыжей водой. На обратном пути к Киру пристал какой-то брехливый кабысдох, отставший только у дверей постоялого двора. Но и с улицы он продолжал лаять, пока Кир не вышел и не шуганул кобеля как следует.
Посидев немного в зале и погрев руки о кружку с вином, парень решил подняться к Нике - что-то она на ужин не торопится. Осторожно постучав в дверь девушкиной комнаты и получив злобное "отстань", Кир уже без зазрений совести зашел внутрь. Ника сидела на кровати, закутавшись в одеяло, хлюпала носом и раскачивалась взад-вперед. Парень сначала подумал, что она плачет, но потом пригляделся и понял, что художнице просто плохо.
- Чего тебе? - негостеприимно рыкнула Ника, закутавшись в одеяло с головой. Из кокона глухо донеслось: - Я же сказала - отстань, уходи. Или лучше принеси мне горячего чаю с медом.
Кир спустился вниз и долго не возвращался, Ника успела задремать, привалившись к стене. Спала тяжело - стоило закрыть глаза, как ей начинали видеться катящиеся на нее валуны, а самой девушке казалось, будто она становится все меньше и меньше; сознание словно съеживалось.
Вернулся Кир, обозначив свой приход громким хлопаньем двери, чем и разбудил художницу. Поставил на прикроватный столик кувшин и две глиняные кружки.
- Хозяйка уже спит, кухня закрыта, но я пошарил в стойке в зале и нашел кое-чего получше. Горячее вино, сам подогревал,- горделиво сказал парень, разливая вино.
Протянул одну кружку Нике, вторую взял сам, но пить пока не стал. Девушка взяла, поболтала, глядя на бултыхающийся темно-красный напиток, принюхалась. Пахло, впрочем, приятно. Художница щедро отхлебнула и закашлялась - горячее вино обожгло горло, забралось в нос, сожгло дотла внутренности и фонтаном ударило в голову. У девушки даже слезы на глаза навернулись.
- С ума сошел? Как такую гадость вообще можно пить? Забери,- она протянула Киру кружку, он молча забрал и поставил на столик. Ника посидела, несколько секунд прислушиваясь к себе. Нос свербеть перестал, огненный шарик в животе медленно таял. Правда, в горле от вина все нещадно драло и чесалось, да и в голове был сущий кавардак. Хотя трезвела художница быстро, так что не страшно.
- Тебе лучше бы поспать, чтобы как следует пропотеть. Утром должно стать полегче,- сказал Кир, ободряюще похлопав девушку по обтянутой одеялом коленке. Коленка раздраженно дернулась.- Давай-давай, ложись, не упрямься,- нетерпеливо добавил парень. Еще уговаривать ее не хватало.
Ника скрестила руки на груди, указав подбородком Киригану на дверь. Еще не хватало, чтобы ее уговаривал какой-то... да кто он вообще такой, нянчится с ней! Шел бы себе... по своим делам. Обращается с ней, как с глупой девчонкой. Где ж он тогда был все эти восемь лет? Что-то Ника сама справлялась и ничего, жива и временами вполне здорова.
- Уходи.
Парень пожал плечами, усмехнулся - легенда ордена, а ведет себя, как глупая девчонка. О ней пытаются проявить заботу - и вовсе не потому, что она девушка, а потому, что задержит их здесь еще на несколько дней, если будет не лечиться, а задирать нос кверху. Задержки у Кира были не предусмотрены, все должно исполниться в срок.
Кириган встал, забрал кувшин и кружки и вышел. Аккуратно прикрыл за собой дверь, спустился вниз, поставил кувшин и кружки на стойку, кинул пару монет и пошел к себе.
Ника, разозленная на весь мир - не признаваться же, что злишься на себя, ведь и вправду повела себя по-глупому,- рухнула на кровать, та только протестующее хрустнула. Долго ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее и отогнать кучу разрозненных мыслей, которые мешали заснуть.
Успокоилась и уснула только под утро, уже начинало светать.
***
Нике приснился кошмар. Какой - она не запомнила, но проснулась резко, будто ее в бок пихнули. На улице уже вовсю разошлось солнце, раскинув по земле лучи, пели птицы, в комнате было душно, а сама художница словно в леднике ночевала - до того была холодная. Мокрые от пота волосы неприятно липли к телу, одеяло и простыни тоже были сырые, подушка продавлена и пропахла потом. Ника подозревала, что пахнет не лучше, поэтому надо было вставать и идти выспрашивать у хозяйки, где можно вымыться.
Кир не приходил. Либо обиделся за вчерашнее, либо заходил раньше и видел, что Ника спит. "Ну и ладно", - подумала художница, хотя приход парня был бы очень кстати - он бы сам мог поискать, где ей вымыться. И девушке не пришлось бы вставать с кровати и куда-то идти, потому что у Ники, если честно, тряслись ноги от слабости.
Ника плюнула на все приличия, накинула сверху только плащ и спустилась вниз. Хозяйка разрывалась между многочисленными сегодня посетителями и на вопрос, где можно раздобыть кадушку горячей воды, только отмахнулась - кадушка уже занята постояльцем из третьей комнаты, придется ждать.
Кира в зале не оказалось.
Художница вышла на улицу. День сегодня выдался на диво жаркий, будто не середина сентября, а июль месяц на дворе. Осень в этом году явно проигрывала лету - только начнутся, как и положено, дожди, а через несколько часов уже распогодилось; хочется купаться, загорать, идти гулять в лес.
Вчера ребята вошли в деревню, когда было темно. Сейчас Ника с интересом крутила головой, рассматривая аккуратные домики. Улица в деревне была только одна, зато длинная и теряющаяся за поворотом. Перед каждым домом росли две раскидистых лозинки - по одной на угол дома. Таким образом, улица походила больше на аллею. Между двумя рядами деревьев вилась неширокая пыльная дорога - только двум телегам и разъехаться. Ника так и не поняла, была ли это традиция - сажать лозинки у дома.