К последствиям относилась служба скандинавских моряков в византийском флоте - к 902 г. их там насчитывалось семьсот человек. Появилась также знаменитая "варяжская дружина" - элитная часть из русов и других наемников-северян, включая даже англичан. По договорам 945 и 971 гг. русские правители Киевского княжества даже брали на себя обязательство посылать войска византийскому императору по его запросу (114; 448). При Константине Багрянородном, то есть в середине Х века, в Босфоре постоянно стоял флот русов - уже не для того, чтобы осаждать Константинополь, а чтобы торговать. Торговля была отрегулирована до тонкостей (за исключением моментов вооруженных стычек): согласно "Повести временных лет", по договорам 907 и 911 гг. русским визитерам разрешалось входить в Константинополь только через одни ворота, группами не более пятидесяти человек, в сопровождении государственного мужа, во время пребывания в городе они должны были получать столько хлеба, сколько им требовалось, а также помесячно - запасы другой провизии сроком до 6 месяцев, включая хлеб, вино, мясо, рыбу, фрукты, а "баню им устраивают, сколько захотят". Для обеспечения бесперебойности поставок сбыт провизии на черном рынке за наличные карался отсечением руки. Одновременно союзников настойчиво пытались обратить в православие во имя конечной цели - мирного сосуществования с набирающим мощь народом.
Но от этих попыток было мало пользы. Согласно "Повести временных лет", когда Олег, правитель Киева, заключил в 907 г. договор с византийцами, императоры Лев и Александр (соправители), "обязались уплачивать дань и ходили по взаимной присяге сами целовали крест, а Олега с мужами его водили в клятве по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном их богом, и Волосом богом скота, и утвердили мир" (102, 65) [94].
Минуло прочти полвека, отгремело несколько сражений, состоялось несколько договоров - и Святая Церковь оказалась в одном шаге от победы: в 957 г. киевская княгиня Ольга (вдова князя Игоря) приняла крещение во время своего государственного визита в Константинополь (если не была окрещена еще до отъезда - по этому поводу существуют разные мнения). [95]
В "Книге о церемониях византийского двора" описаны пиры и увеселения в честь Ольги, хотя не говорится, как княгиня отнеслась к механическим игрушкам, выставленным в тронном зале, - например, к рычащей фигуре льва. (Другой высокий гость, епископ Луипранд, признается, что смог сохранить хладнокровие только потому, что был заранее предупрежден о готовящихся сюрпризах). Церемониймейстер, которым выступал сам Константин, видимо, сбивался с ног, ибо Ольга была не единственной женщиной в делегации: женщинами были и все ее ближайшие приближенные, мужчины - дипломаты и советники числом 82 человека - скромно держались в хвосте русской процессии" (114; 504)* Перед началом пира произошло небольшое недоразумение, символичное для деликатных отношений между Русью и Византией. Появившись в тронном зале, византийские дамы согласно протоколу пали ниц перед императорским семейством. Ольга осталась стоять, "но было с удовлетворением отмечено, что она несильно, но все же заметно склонила голову. Чтобы указать ей ее место, ее усадили, по примеру государственных гостей-мусульман, за отдельный стол" (114; 504).
* Девять Ольгиных родственников, двадцать дипломатов, сорок три торговых советника, два переводчика, шесть слуг дипломатов и собственный переводчик Ольги.
"Повесть временных лет" предлагает иную, сильно приукрашенную версию этого государственного визита. Когда был поднят непростой вопрос о крещении, Ольга заявила "Если хочешь крестить меня, то крести меня сам, - иначе не крещусь". И крестил ее царь с патриархом. Просветившись же, она радовалась душой и телом. И наставил ее патриарх в вере, и сказал ей "Благословенна ты в женах русских, так как возлюбила свет и оставила тьму. Благословят тебя русские потомки в грядущих поколениях твоих внуков". И дал ей заповеди о церковном уставе и о молитве, и о посте, и о милостыне, и о соблюдении тела в чистоте. Она же, наклонив голову, стояла, внимая учению, как губка напояемая. [...] После крещения призвал ее царь и сказал ей: "Хочу взять тебя в жены себе". Она же ответила: "Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью. А у христиан не разрешается это, - ты сам знаешь". И сказал ей царь: "Перехитрила ты меня, Ольга"" (102; 82) [96].
Когда Ольга вернулась в Киев, "прислал к ней греческий царь послов со словами: "Много даров я дал тебе. Ты ведь говорила мне: когда де возвращусь в Русь, много даров пришлю тебе - челядь, воск и меха и воинов в помощь". Отвечала Ольга через послов: "Если ты также постоишь у меня в Почайне, как я в Суду, то тогда дам тебе". И отпустила послов с этими словами". (102; 83 ) [97].
Ольга-Хельга была, наверное, настоящей амазонкой скандинавских кровей. Как уже говорилось, она была вдовой князя Игоря, считающегося сыном Рюрика и представленного в "Повести временных лет" жадным, безрассудным и жестоким правителем. В 941 г. он напал на византийцев с большим флотом. С пленными русы поступили так: "одних распинали, в других же, расстанавливая их как мишени, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в макушки голов. Много же и святых церквей предали огню" (102; 72) [98]. В конце концов они потерпели поражение от Византийского флота, обрушившего на них греческий огонь. "Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же увидев пламень, бросались в воду морскую, стремясь спастись. И так остаток их возвратился домой. И, придя в землю свою, поведали - каждый своим - о происшедшем и о ладейном огне. "Будто молнию небесную, - говорили они, имеют у себя греки, и, пуская ее, пожгли нас, оттого и не одолели их"" [99]* За этим столкновением с интервалом в четыре года последовал очередной договор о дружбе. Русы как морской народ были поражены "греческим огнем" сильнее, чем другие враги Византии, и "небесные молнии" стали сильным аргументом в пользу греческой церкви. Тем не менее, готовность к крещению еще не наступила.