Некоторые виды деятельности вообще стали в Польше чисто еврейскими. К ним относилась торговля лесом, в связи с чем вспоминается, что дерево было главным строительным материалом и важной статьей экспорта в Хазарии, то же самое можно сказать о транспорте. «Густая сеть местечек, – пишет А. Н. Поляк (94; гл. III), – позволяла целое столетие распространять изделия по всей стране на превосходных еврейских конных бричках. Доминирование этого вида транспорта, особенно на востоке страны, было настолько очевидным, что еврейское обозначение повозки, „ба-ал агалах“, перешло в русский язык как „балагол“. Занятие это пришло в упадок только с появлением во второй половине XIX в. железных дорог».
Такая специализация не могла, конечно, развиться в замкнутых гетто западного еврейства и носит несомненные хазарские черты. Жители гетто были сугубо оседлыми людьми, тогда как хазары, как все полукочевые народы, использовали повозки, запряженные лошадьми или быками, для перевозки палаток и скарба, включая царские шатры размером с цирк-шапито, где помещались сотни людей. У этих людей была смекалка, позволявшая осваивать самые трудные дороги новой страны.
Другим специфически еврейским занятием было содержание постоялых дворов, мельничное дело и меховая торговля – ничего этого в гетто Западной Европы не было.
Такова, в общих чертах, структура еврейского местечка в Польше. Кое-что в этом же роде можно встретить в любом старом рыночном городке любой страны, но есть и более тонкие совпадения с тем, что мы знаем – хотя знаем мы мало, – о городской жизни в Хазарии, послужившей, видимо, прототипом для польского местечка.
К этим специфическим свойствам следует добавить сходство с пагодами, отличающее старейшие из сохранившихся в местечках деревянных синагог ХV-ХVI вв., совершенно чуждое и местной архитектуре, и стилю строительства, перенятому евреями Запада и затем воспроизведенному в польских гетто. Внутреннее убранство старейших синагог в местечках тоже очень сильно отличается от стиля, сложившегося в гетто Запада, стены местечковых синагог были покрыты арабесками и изображениями зверей, вызывающими в памяти и персидское влияние, ощущающееся в венгерско-хазарских изделиях (I; 13), и декоративный стиль, принесенный в Польшу армянскими иммигрантами (94; гл. III).
Традиционная одежда польских евреев тоже имеет безусловно восточное происхождение. Типичный длинный шелковый кафтан имитирует, наверное, одеяние польского шляхтича, которое, в свою очередь, скопировано с наряда монголов в период Золотой Орды – мода путешествует, игнорируя политические границы, но известно, что кафтаны носили задолго до этого степные кочевники. Тюбетейку (ермолку) носят по сей день ортодоксальные евреи, а также узбеки и другие тюркские народы Средней Азии. Поверх ермолки мужчины надевали штримель – особую круглую шапку с лисьим мехом, скопированную хазарами у казаков – или наоборот. Как уже говорилось, торговля лисьим и собольим мехом, процветавшая в Хазарии, превратилась в Польше в настоящую еврейскую монополию. Женщины носили до середины XIX в высокий белый тюрбан – точную копию головного убора казашек и туркменских женщин (94; гл. III). (Ныне ортодоксальные еврейки вместо тюрбана вынуждены носить парики из собственных волос, которые они сбривают при замужестве.)
В этом контексте стоит упомянуть – но уже с меньшей уверенностью – странную приверженность польских евреев к фаршированной рыбе, это национальное блюдо было перенято у них поляками. Есть даже поговорка «Без рыбы нет субботы». Не дальний ли это отголосок жизни на Каспии, где рыба служила главной пищей?
Жизнь местечка описывается в еврейской литературе и фольклоре с романтической ностальгией. В современном исследовании местечковых традиций (126; 41) можно прочесть о веселом праздновании Субботы:
"Где бы человек ни оказался, он постарается вовремя добраться до дому, чтобы встретить Субботу со своей семьей. Коробейник, переходящий из деревни в деревню, бродячий портной, сапожник – любой из сил выбьется, но попадет домой в пятницу вечером до заката.
А на улицах местечка тем временем раздаются крики шаммеса: «Евреи, в баню!» Шаммес служит в синагоге, это что-то среднее между дьячком и сторожем. Он обращается к евреям не только от своего имени, ибо напоминает о соблюдении заповеди".
Выразительнее всего изображена местечковая жизнь – сюрреалистическая смесь фактов и фантазий – на картинах и литографиях Марка Шагала, на которых библейские символы соседствуют с бородатым возчиком, размахивающим кнутом, и с задумчивым раввином в кафтане и ермолке.
То было странное существование, предопределенное странным происхождением. Некоторые наиболее старые городки были, вероятно, основаны военнопленными – как Троки, заложенный караимами, – поселенными польской и литовской знатью на пустующих землях. Однако большая часть этих поселений появилась в результате массовой миграции с «Дикого Поля», превращавшегося в пустыню. «После монгольского завоевания, – пишет Поляк, – когда переносили на запад свои деревни славяне, с ними перемещались и хазарские местечки» (94; гл. III). Пионерами новых поселений были, наверное, богатые хазарские торговцы, постоянно пересекавшие Польшу по наезженным торговым путям в направлении Венгрии. «Мадьярская и кабарская миграция в Венгрию проложила дорогу для селившихся в Польше хазар: она превратила Польшу в транзитную зону между двумя странами с еврейскими общинами» (94; гл. VII). Поэтому купцы-путешественники были знакомы с условиями в областях будущего расселения и имели возможность установить связь с землевладельцами, заинтересованными в поселенцах. «Землевладелец заключал соглашение с такими богатыми и уважаемыми евреями (вспомним Авраама Проковника), которые изъявляли готовность поселиться в его имении и привести с собой новых поселенцев. А те, как правило, выбирали людей из своих родных мест» (94; гл. III). Среди колонистов были земледельцы и ремесленники, способные образовывать автономные сообщества. Так хазарский населенный пункт, перенесенный в Польшу, стал местечком. Земледелие постепенно, по мере привыкания к новым условиям, предавалось забвению.
Таким образом, ядро современного еврейства следовало старому рецепту: стремись к новым горизонтам, но не отрывайся от своих.
VI. ОТКУДА?
1
Из нашего исследования вытекают два основных факта: исчезновение хазарского народа из региона, бывшего его историческим ареалом, и одновременное появление в соседней области, на северо-западе, крупнейшего сосредоточения евреев со времени начала Диаспоры. Эти два факта находятся в тесной взаимосвязи, поэтому историки согласны, что иммиграция из Хазарии способствовала, видимо, росту польского еврейства – вывод, в пользу которого говорят свидетельства из предшествующих глав. Однако есть разногласия по поводу масштаба этого влияния: объема хазарской иммиграции в сравнении с притоком западных евреев и их удельного веса в образовании современного еврейства.
Иными словами, тот факт, что хазары в немалых количествах эмигрировали в Польшу, сомнений не вызывает; вопрос в том, приходился ли на их долю основной процент новых поселенцев, или они образовали всего лишь их ядро. Чтобы получить ответ на этот вопрос, мы должны разобраться с объемом иммиграции «настоящих евреев» с Запада.
2
К концу первого тысячелетия н.э. больше всего евреев Западной Европы жило во Франции и в Рейнской области195. Некоторые их сообщества возникли еще в эпоху Римской империи, потому что в период между разрушением Иерусалима и упадком Рима евреи поселились во многих крупнейших городах под его владычеством; впоследствии к ним примкнули иммигранты из Италии и Северной Африки. Начиная с IX в. наличие еврейских общин зафиксировано по всей Франции, от Нормандии до Прованса и Средиземноморья.
195. Не считая испанских евреев, которые представляли особую категорию, не участвовавшую в миграционных процессах, о которых мы говорим.