— Ты ощущаешь Силу?! — шепчу я.
— Нет, Примас — удивленно качает он головой — но здесь здесь есть какая-то тьма! Я это почувствовал, когда мы шли по залам библиотеки.
— И что это может быть? Какие-то свитки на полках или предметы в зале?
— Не знаю… чтобы это понять мне, наверное, нужно прикоснуться к предмету, несущему тьму.
Тем временем, оба философа наседают на меня, им хочется и других доказательств чуда кроме свитков из Храма. Но от расстройства все заготовленные аргументы разом вылетают из головы. Сейчас меня мучает только одна мысль: что же могло заблокировать Свет, и как нам это отыскать в огромной библиотеке. Ведь даже чтобы просто пройти мимо всех шкафов со свитками, нам с Матфеем понадобится не один день, а уж чтобы потрогать каждый из них… Принести сюда Скрижаль?
Я пожимаю плечами. Окончательно убедить Аристарха с Филоном не получится. Сенека тоже полон скепсиса. Я ухожу из Библиотеки в расстроенных чувствах. Нет, не так я представлял себе окончание нашей беседы. Хотя если по здравому размышлению — а что я хотел? Чтобы скептично настроенные и умудренные опытом умные люди мгновенно поверили свиткам из Храма? Да, у них здесь в Александрии целая куча проповедников, и чуть ли не на каждом углу кто-то с горящим взглядом вещает о каком-нибудь чуде. Небось, уже и появлению кометы успели придумать свое объяснение. А то и несколько.
Ладно. Возьму пока паузу до возвращения из Мемфиса. А там глядишь, и многое само уже изменится. Но вот после Мемфиса обязательно вернусь в библиотеку и постараюсь еще раз поговорить с Аристархом, Филоном и Сенекой. Приведу им такие аргументы, что они вынуждены будут мне поверить. Никуда не денутся!
А сейчас зайду ка я в Храм дорогого прадеда — Августа, все равно он по дороге во дворец. Конечно, вряд ли он чем-то сильно отличается от такого же Храма в Кесарии, если только размахом побольше. Хотя он и в столице Иудеи огромного размера. Но ведь если совсем не зайду, то люди могут и не понять моего пренебрежения великим предком…
Ранним утром за пять дней до майских ид мы, наконец, отплыли в Мемфис. Сразу после службы, что я провел для легионеров-христиан прямо на плацу местных казарм, когорты по сигналу рожка построились ровными колоннами и вышли в город. Промаршировали по пустынным еще улицам до пристани на канале, и начали организованно грузиться в триеры. Канал вел от города к одному из притоков Нила, суда были с усиленной палубой, с высоким фальшбортом и с дополнительными широкими сходнями для лошадей и солдат. Обе мачты триер, приспособленных для перевозки войск, были съемными — при появлении попутного ветра они, видимо, довольно быстро монтировались, а затем для устойчивости растягивались тросами.
Гай Галерий, на великолепном белом скакуне внимательно следил за порядком при погрузке. Рядом нетерпеливо пританцовывал конь легата III Киренаикского — Максимуса Касия. Грузный, седоватый мужчина уверенно удерживал бока своего резвого скакуна коленями, попутно размахивая руками и что-то втолковывая Гаю.
— А где Понтий? — я подошел к начальству, снимая на ходу шлем и вытирая пот со лба. С самого утра уже прилично жарило, и мне оставалось только радоваться, что в Мемфис мы поплывем, а не попремся пехом по пустыне.
— Выпросил у меня аллу конницы — Галерий тоже обмахнулся шейным платком, как веером, и глотнул, судя по запаху, разведенного вина из фляжки — сказал, что ему нужно срочно опробовать какое-то новое снаряжение для лошадей.
Ага… Пилат все-таки решил привезти Тиберию стремена. А заодно видимо, и тяжелую конницу. Похоже, зерна моих советов упали на подготовленную почву.
— Кто этот наглый дупликарий? — мрачно спросил Касий, уставившись на меня — и почему он с тобой разговаривает, как с равным?
Гай Галлерий наклонился к легату, начал ему что-то тихо объяснять. Я услышал только «примас» и «…из рода Юлиев». Но взгляд Касия сразу потеплел.
— Так это твои парни, взяли штурмом иудейский Храм?
— Мои — кивнул я легату, оборачиваясь к центурии Лонгина. Ее Пилат выделил то ли мне в подчинение, то ли в личную охрану, наверное, беречь особо ценного легионера.
— О, Корнелия… Клавдия! Мое почтение! — Гай спешился, кинул поводья рабу и подошел к появившейся на пристани гексафоре — носилкам, которые несли шесть лектикариев, три спереди и три сзади. В гексафоре вольготно возлежали на подушках принаряженные дочка и жена Пилата — Вы знакомы с нашим доблестным Максимусом?
Началось взаимное расшаркивание, поклоны и комплименты. Легат «бил копытом», жадно пожирая взглядом юную Корнелию, но та стреляла глазками исключительно в мою сторону. И я уже не знал, куда деваться от неловкости, вызванной повышенным вниманием девушки.