И тут же выругался, получив болезненный удар крепким птичьим клювом по темечку. А я что? Я ничего. Кто ж виноват, что эти божьи твари вдруг решили засвидетельствовать мне свое почтение? Чайки хлопали меня крыльями по лицу, по шее, но при этом я не получил ни одной царапины, хоть и был буквально облеплен ими… Привлеченные товарками, все новые и новые птицы продолжали пикировать на палубу триеры — теперь уже безо всякого моего вмешательства. Видимо решили, что здесь раздают халявное угощение.
Легионеры посмеивались, Гай вылупил на меня глаза, хватая воздух ртом и не зная, что сказать. Кассий с большим трудом отбивался от агрессивных птиц.
— Марк, хватит, прекрати! — спохватился префект — Мы все видим, что у нового бога — сильный жрец.
— У Единственного Бога! — с нажимом произнес я. И разом опустил руки, обрывая все нити силы, тянущиеся к птицам. Огромная белоснежная стая, ощутив наконец, свободу от давления чужой силы, с возмущенным гвалтом взметнулась в небо и понеслась куда-то в сторону моря.
— …А я главный жрец Августа в легионе! — упрямо продолжил несгибаемый легат, даже не собираясь сдаваться. Вот лучше бы этот упертый солдафон вытер птичий помет со своей лорики, чем состязаться со мной в риторике и спорить, чей Бог лучше.
Но столкновение со старыми порядками и дряхлым пантеоном римских богов всегда казалось мне неизбежным. Так пусть уж лучше рано, чем поздно.
— Кассий, ты хорошо понимаешь, кого сейчас обвиняешь в неуважении к императору Августу? — вкрадчиво спрашиваю я. И тут же подпускаю в свой голос снисходительной наглости — Вообще-то я его прямой потомок, и во мне — одном из немногих — течет кровь моего великого прадеда Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа.
На палубе воцаряется гробовая тишина. Слышно лишь, как скрипят весла в уключинах на нижней палубе и ударяются о воду в такт судовой флейте. Вот то-то же! За оскорбление лиц императорской фамилии сейчас в Риме и казнить могут. Легат бледнеет и теряется, но по инерции все еще продолжает гнуть свою линию, пытаясь сохранить лицо перед офицерами и солдатами.
— Тем более, я не советую тебе, Марк…
— А я не советую тебе, Кассий Максимус, советовать что-то правнуку Августа — перебиваю я его и многозначительно помолчав, ставлю жирную точку в затянувшемся споре.
— Я первым уничтожу того, кто усомнится в величии моего прадеда. Он император, память о котором будет жить в веках, а люди сложат легенды о его мудром правлении и полной преданности Риму. Но он не был Богом. Прадед был человеком. Со своими страстями и слабостями. Это уже тщеславная Ливия решила сделать из умершего мужа нового бога в надежде, что и ей потом, как его жене, достанутся такие же немыслимые почести. А сенат трусливо поджал хвост, не смея возразить зарвавшейся матроне. Но понравилось бы это самому Августу, который был очень скромным человеком? Уверен, что нет! И нынешний наш император Тиберий оказался гораздо мудрее своей жадной до власти матери, запретив сенату ее обожествление. Он даже отказался от статуса «Отец Отчизны», чтобы народ и сенат не чествовали его, как «бога от богов».
Я оборачиваюсь к Сенеке.
— Луций, друг мой, скажи всем: куда мы пошли с тобой сразу после того, как утром отнесли важные документы в библиотеку Мусейона?
— Свидетельствую — торжественным голосом произносит стоик — Марк Луций Юлий Цезарь Випсаниан первым долгом пошел в Храм Августа, чтобы воздать почести своему предку.
— Но это лишь дань моего глубочайшего уважения и признания заслуг великого человека. А Бог для меня был и есть только один — истинный и вечный!
Я широко перекрестился и с чувством поднес к губам свой крестик…
— …Гиза!
С одной из триер раздался зычный крик впередсмотрящего, и на палубе все оживились. Легионеры с любопытством бросились к правому борту, а начальство наконец-то выдохнуло — до Мемфиса оставалось часа три. А за спиной остались почти два дня пути.
— Марк, я тебя очень прошу…! — ко мне подошел Гай Галерий — Не спорь больше с Максимусом, пусть наш легат спокойно продолжает верить в римских богов.
— И в божественность Августа? — ехидно усмехнулся я.
— Да! Мы же с тобой понимаем, что это всего лишь политика. Фигура Августа объединяет империю. Как и фигура великого Цезаря.
— Люди не идиоты, уважаемый Гай. Любой греческий козопас может подняться на Олимп и убедиться, что там нет никаких богов. Греческие боги давно мертвы. Как и Август. И тем более Цезарь, которого заговорщики зарезали прямо в Сенате на глазах у толпы.