— Можно посмотреть?
— Зачем тебе? — в замешательстве спросила Джулия. — Ими займется полиция, после того как разберутся с авиакатастрофой.
— Я просто хочу взглянуть.
— Даже если бы нам этого хотелось, мне нужен компьютер, а у нас нет электричества, разве что у тебя в ноутбуке батареи еще не сели.
Ник покачал головой.
— Эти файлы нельзя посмотреть на КПК. Это записи с видеокамер и датчиков системы безопасности.
— Не могу поверить, что ты пошла на такой риск, — Ник не в силах был скрыть злость.
— Если подумать, — сказала Джулия, — то это ограбление спасло мне жизнь.
Ник знал, что она права, но спасение было лишь временным. На самом деле оно стоило ей жизни. Он не мог избавиться от мысли о том, что судьба все равно отберет ее у него, что бы он ни делал.
Ник надел голубую рубашку и взял жену за руку.
— Выслушай меня и не перебивай.
— Ты меня пугаешь, — сказала Джулия.
— Вовсе нет.
— Тогда поменьше драмы.
Ник глубоко вздохнул.
— Полицейских сейчас в городе нет, все на месте авиакатастрофы.
— Угу…
Муж поднял руку, и супруга замолчала.
— Кто бы ни совершил это ограбление, они попытаются замести следы.
Джулия посмотрела в глаза Ника, а затем перевела взгляд на КПК в своей руке. Не сразу, но она все поняла — что тут же отразилось на ее лице.
В двух милях от дома, над местом катастрофы поднимались клубы белого дыма — продолжавшееся весь день сражение без победителей и побежденных, но с бесчисленными жертвами. И хотя борьба с огнем уже близилась к концу, случившемуся предстояло оставить свой след в душах многих на дни, месяцы и годы. Шрам на земле затянется, трава всего за несколько недель вновь покроет обожженную почву, но город уже никогда не останется прежним.
Сидя за рулем «Ауди», едущего в сторону центра, Ник бросил взгляд на «Валгаллу», свой любимый ресторан, и подумал о том, насколько изменилось все вокруг.
Когда-то Байрам-Хиллс выглядел типичным американским городком, прямо как в телесериале — грунтовые дороги и единственный уличный фонарь, полицейский участок с тремя тюремными камерами, лавка с овощами и фруктами, где по выходным продавали свежие пончики и сидр. Дома были скромными вне зависимости от доходов, никто не оценивал соседа по квадратным метрам площади. Дети пожарных и дворников болтались вместе с отпрысками генеральных директоров и торговцев недвижимостью, играя и дерясь, как и все дети, и никто из родителей не собирался вчинять по этому поводу иски. Школьные тренеры часто менялись, и никто не питал иллюзий, что его сын станет новым Майклом Джорданом. Браки длились дольше, супруги работали вместе, демонстрируя друг другу преданность, несмотря на все жизненные тяготы. Но с течением времени, как и в большей части Америки, часть облика города была принесена в жертву высоким доходам; люди стали больше заботиться о своей внешности, о том, как их воспринимают другие, стараясь не отставать от остального общества.
Увы, трагедия уравнивает всех, подумал Ник. Ее не волнует место твоего жительства, членство в клубе или двухкомнатная квартира с холодной водой. Она наносит удар без предубеждений, напоминая о хрупкости жизни, о том, что важнее всего, когда все материальное отброшено прочь. Чувства горя и утраты, боли и страданий свойственны нашим сердцам, и, хотя они могут пребывать во сне, о них быстро вспоминают, когда кого-то уносит смерть.
А уж при событиях таких масштабов, как авиакатастрофа, в которой одновременно покинули этот мир двести двенадцать человек, жизнь возвращается в исходную точку, расставляя приоритеты в надлежащем порядке.
Через несколько мгновений после катастрофы закрылись магазины, конторы и летние лагеря. Семьи собрались вместе. Церкви и синагоги открыли двери для молитвы. К находившемуся меньше чем в миле от города полю, где расстались с жизнью друзья и незнакомые, прибыл целый автобус добровольцев.
Джулия сидела рядом с мужем, не отводя взгляда от дыма на горизонте и не в силах избавиться от мысли о смерти, которая чудом миновала ее сегодня.
— Ты уверена, что компьютер в твоем офисе работает? — спросил Ник.
— Зачем тебе эти файлы? Давай просто отдадим мой КПК в полицию. Это не наше — и тем более не твое — дело, Ник.
— Если оно касается тебя, Джулия, — это мое дело.
— Никто меня не преследует, это просто смешно.