Я вскочил с кресла, едва не опрокинув его, разглядев параллель между словами Сискина и тем, что случилось с Линчем.
— Дуглас Холл, Уэйн Хартсон, — представил он нас друг другу.
Я протянул дрожащую руку, которая была немедленно схвачена, словно тисками.
— Я буду работать с Холлом? — спросил Хартсон.
— Только если все пойдет гладко. Если Дуг понимает, что мы поступаем правильно.
Хартсон нахмурился:
— Я думал, что внутри вашей организации у вас все «на мази».
— О, так оно и есть! — заверил его Сискин.
Тогда я понял, в чем дело. Это был Уэйн Хартсон — одна из сильнейших политических фигур в стране.
— Без Хартсона, — тихо, чуть ли не шепотом продолжал Сискин, — администрация не сможет работать. Разумеется, все его связи не лежат на поверхности, а находятся в тени, поскольку официально он лишь осуществляет контакты между партией и правительством.
Просигналила Дороти, и на экране интеркома появилось ее лицо.
— Официальный сборщик информации номер 3471-С на проводе просит мистера Холла.
Глаза Сискина гневно сверкнули, и он метнулся к пульту:
— Скажи ему…
Но на экране вместо лица девушки уже была физиономия опрашивателя.
— Я провожу исследование о предпочтениях мужчин в качестве рождественских подарков, — объявил он.
— Так, значит, — прорычал Сискин, — это не приоритетный опрос?
— Нет, сэр. Но…
— Мистер Холл отказывается отвечать. Можете сообщить начальству, чтобы назначили штраф.
Сискин выключил пульт, и улыбающаяся физиономия опрашивателя погасла. Сборщики информации совсем не против получения своей доли штрафа за отказ отвечать на вопросы.
— Итак, о мистере Хартсоне, — продолжал Сискин. — Я указал, что без него администрация не может справляться со своими функциями.
— Я слышал о мистере Хартсоне, — сказал я, готовясь к тому, что, как я понял, должно произойти.
Хартсон уселся на стул, закинул ногу на ногу и стал терпеливо дожидаться конца беседы.
Сискин прохаживался по кабинету, посматривая время от времени на меня.
— На эту тему мы уже говорили, Дуг, и я знаю, что ты не вполне разделяешь мои взгляды. Но боже всемогущий, «Реэкшенс» может стать крупнейшей компанией в стране! Позднее, когда мы окупим наши инвестиции, я построю для тебя другой симулятор, который ты сможешь использовать только для твоих исследований. Это грядет, Дуг, — однопартийная система неотвратимо надвигается. Мы не в состоянии остановить этот процесс. И я вовсе не уверен, что это плохо для страны. Но суть вот в чем: «Реэкшенс инкорпорейтед» способна принять в этом самое живое участие!
Заговорил Хартсон:
— Мы сможем все провернуть в течение ближайших двух-трех лет, полностью вытеснив другую партию и переманив на нашу сторону ее руководящее звено… если будем вести игру грамотно, — откровенно сообщил он.
Сискин наклонился над столом:
— А знаешь ли ты, что подскажет им, как нужно вести игру — на всех национальных и местных выборах и при решении каждого вопроса? Симулятор, который я построил для тебя!
От этой его восторженной откровенности мне стало немного не по себе.
— А чем это выгодно для вас?
— Чем это выгодно для нас? — Он продолжил расхаживать по кабинету с широко раскрытыми глазами, бегающими в разные стороны. — Я скажу тебе, сынок. Мы вправе ожидать прихода такого времени, когда вся нынешняя система сбора информации — устного сбора информации — будет полностью запрещена как невыносимая, нарушающая покой населения.
Хартсон кашлянул, чтобы обратить на себя внимание:
— Компания «Реэкшенс» с ее скрытым процессом получения информации отлично устроится. Потребность в масштабных опросах общественного мнения останется прежней. Но, — он покачал головой с притворной озабоченностью, — я не знаю, как можно будет удовлетворить эту потребность, не оговорив при этом для вашей компании особые льготы на федеральном уровне.
— Разве не понимаешь, Дуг? — Сискин оперся руками о стол. — Симуляторы Сискина — Холла построят в каждом городе! Твоиреактивные единицы станут командовать парадом! Это же целый новый мир! А потом, когда заложим основу, ты получишь целую кучу фондов на развитие симулектроники — искать способы, как привнести в мир свет и сделать жизнь справедливой и гуманной!
Вероятно, я мог сказать Сискину, что ему следует поискать себе другого специалиста по симулектронике. Но к чему хорошему это привело бы? Если, как считал Фуллер, Сискин и его соратники замышляют государственную измену на беспрецедентном уровне, то что с этим мог сделать я, добровольно оставив стратегическую позицию?
— А чего же вы хотите от меня? — спросил я.
Сискин ухмыльнулся:
— Продолжай работу по плану. Готовься к нескольким коммерческим контрактам. Это даст нам возможность испытать потенциал системы. А тем временем можешь подумывать о том, как полностью перепрограммировать машину, чтобы превратить ее в политически-ориентированную среду.
На интеркоме послышался голос Дороти:
— Мистер Холл, мистер Уитни программирует новую партию реактивных единиц. Он хочет узнать, не можете ли вы к нему заглянуть.
По пути в отдел функционального генерирования я встретил в коридоре Эвери Коллингсворта.
— Я только что дал Уитни окончательное добро на психологические составляющие тех новых сорока семи единиц, — сообщил он. — Вот информация о них, если хочешь ознакомиться.
Я решил отказаться:
— Не надо. Я еще пока ни разу не усомнился в твоей компетентности.
— Ты же знаешь, я мог напортачить. — Он улыбнулся.
— Не мог!
Эвери умолк, и я попытался проследовать дальше: пусть не думает, будто я обеспокоен тем, что случилось в табачном притоне.
Он заботливо прикоснулся к моей руке:
— Ты хорошо теперь себя чувствуешь?
— Конечно. — Я кое-как изобразил беззаботный смех. — Что касается прошлого вечера у Хромоногого… я, наверное, малость переборщил с выпивкой, пока ждал тебя.
Эвери облегченно улыбнулся и зашагал дальше по коридору.
У двери в отдел Уитни я резко притормозил и тяжело привалился к стене. Это началось снова — в ушах зашумели морские волны, в висках застучал пульс. Но я сумел остаться в сознании. Наконец стены перестали плыть перед глазами, и я встал во весь рост, напрягшись и дрожа от страха. Посмотрев в обе стороны коридора — не видел ли кто-нибудь мой приступ, — я вошел в помещение отдела функционального генерирования.
Из мастерской показался ликующий Чак Уитни.
— Все сорок семь индивидуальных единиц введены успешно! — воскликнул он.
— Они хорошо выдержали ввод?
— Ни одного случая шока. В настоящий момент население симулятора составляет девять тысяч сто тридцать шесть штук.
Мы проехали в лифте на второй этаж, чтобы посетить одну из «камер», где обитали индивидуальные единицы. Я прошел к ближайшему ряду запоминающих цилиндров. В начале участка, где содержались только что добавленные электронные сущности, я остановился, испытывая изрядное волнение.
Каждая панель управления через шепот запоминающих цилиндров, через постукивание реле синапса, через ритм механических частей вселяла полную уверенность в том, что искусственная жизнь внутри симулятора течет своим чередом, что когнитивные цепи стимулируются как надо.
Я понаблюдал за мириадами определительных огоньков, подмигивающих на двух панелях. Соответствующие лампочки, казалось, зажигаются и гаснут в совершенной гармонии. И я смог представить себе пару реактивных единиц во время виртуального контакта. Возможно, это молодые мужчина и женщина. Они родились, идя рука об руку по тротуару. Возможно, они даже думают очень похоже, создавая собственные структуры личного опыта, беря за основу ту реальность, которую мы им предоставили.
Теперь-то я хорошо понял, насколько проникся подобными мыслями сам Фуллер, чтобы называть персонажей своего симулятора «мой маленький народ».