Джекинька ка-ак рыкнет, как прыгнет ко мне. Как хватит за… стыдно сказать, за какое место. Я света белого не взвидел. Бросил ружье, ухватился за укушенное место обеими руками и гляжу на Джека. И кажется мне, что клыки у него, как у саблезубого тигра из музея палеонтологии, а в глазах шаровые молнии сидят. Так глядели мы друг на друга минут пять.
Сдержался Джекинька. Отошел, попил воды, успокоился. Потом покрутил носом и опять нашел дупеля, да так быстро и ловко, как я нахожу в своем кармане две копейки на газету. Нашел и смотрит на меня.
— Н-нет, — говорю, — уважаемый, вот тебе ружье, стрелян его сам. Ты сможешь.
Поднял ружье и стою, не иду. Он смотрит, а я не иду, уперся от отчаянья. Все равно, думаю, пропадать.
Подождал, подождал Джек, подошел ко мне и рычит. Я от него, а он заходит с другой стороны. Я от него, а он опять… Вижу, гонит меня Джек прямо к дупелю. Каково, а?.. Ум-то, ум!..
Махнул я рукой, подошел и убил дупеля. Постарался. Джек посмотрел одобрительно и хвостом вильнул — ничего, мол, получилось. Давай, учись.
Да-а… Сильный характер имел Джекинька. А почему? Отвечаю — цену себе знал. Но такого пса уже больше не будет, нет… Не те пошли собаки…
Иван Антонович махнул рукой и налил себе еще кружку чаю.
Барамбош
Для каждой охоты нужна своя собака. По птице — лягавая, по зверю — лайка. Но если вы идете ночью за барсуком, то нет собаки лучше барамбоша.
Так говорил мне Крепива.
Он знал, что говорит. Единственно он в нашем городе еще охотился за барсуками, ему доставала собак бородатая старуха, а он нашел подземный городок. Все легочники в нашем городе знали Крепиву и шли к нему в октябре месяце, и, покашливая глухо, просили барсучьего сала. Говорили:
— Лучше всего пить сало на ночь с горячим молоком. И грудь смягчает и каверну заживляет.
…Познакомились мы с Крепивой прошлой весной, в разлив Оби. Так — застукала река на островах много зверя, и послало нас охотобщество мазаить.
Одни застигнутые звери сидели на островах, другие плыли на льдинах. Попадались и нахлебавшиеся.
На островах обычно сидели лоси, косули, волки и зайцы, на льдинах чаще плыли деревенские собаки. Но видели мы и рыжего кота. Сидит, щурится на водяной блеск. Но как он завопил, увидев нас! Как жаловался и плакал в лодке!
И плавали мы — от острова к острову, от льдины к льдине — мазаили.
Увидел я мирные картины — лисы и зайцы спасались на одном островке, и косые не боялись лис, а те не терзали зайцев.
Видел смешное — три лисицы сидели на дереве, стоявшем в воде.
А сколько щиплющих сердце картинок, когда зайцы пугаются нас и с плачем бегут в воду и тут же возвращаются обратно. И остается крепко брать их за уши и сажать в мешки.
Там я и увидел Крепиву. Так — плывет легонькая байдарочка, в ней трое — два человека и барсук. Один человек гребет, торопится, другой барсука за хвост на весу держит и все говорит:
— Ой, скорее, ой, не удержать. — И опять: — Ой, не удержу, ой, выроню.
Барсук же, вися вниз головой, ругал спасателя на все корки и водил лапами, норовя зацепить его.
Лодки наши пошли рядом.
— Во дает!.. Я его спасаю, а он меня грызть хочет, — говорил нам спасатель.
Барсука держал Крепива. Я смотрел на крупные его кисти с въевшейся пылью металлов. На пальцы — сильные, грубые. На руке свежие царапины.
Рука эта крепко держала зверя за куцый отросток. И мне думалось — это символ: это человек, опомнясь, спасает природу.
А барсук все ругается, все топорщится — странный, ископаемого вида зверь, не то свинья, не то хищник.
— Спасаешь, а сколько их поубивал? — спросил яаш моторист, но байдарочка уже подошла к берегу.
— …А основная ваша профессия? — спросил я Крепиву вечером, на отдыхе, вспомнив металлические кисти его рук.
— А слесарь, — ответил Крепива.
— Слесарь?
— Слесарь… В депо работаю.
Я рассматриваю его.
Крепива серьезный, мрачного вида мужчина. Давно за пятьдесят. Седой. Лицо суздальского типа. Глаза маленькие, зеленые, впалые. Неожиданное в нем очень хороший лоб, поднимающийся над темным лицом.
И Крепива стал мне любопытен.